Парадоксы и контрасты нынешнего времени... В стране, которая, в реальности, является государством лишь на бумаге, лишь в силу некоей договоренности и географических понятий, продолжается война, гремят взрывы, совершается насилие. Но Кабул... Кабул становится все более и более многолюдным, втягивая в себя все новые и новые человеческие души: дехкан из разоренных кишлаков, мелких торговцев, кочевников, тех, кто снялся с насиженных мест в поисках куска хлеба для пропитания, авантюристов и ландскнехтов. Жизнь в столице кипит с утра и до темноты, когда с Асмайи и других близлежащих гор опускается в долину холодный воздух.

Кипят, бурлят многоцветьем людей и товаров базары и базарчики, коими всегда был славен этот город... С башен старых и новых минаретов и мечетей, которых построено немало в последние годы, призывают правоверных к молитве звонкоголосые азанчи... Открыты настежь двери новых торговых центров, банков и бесчисленных дуканов. Улицы с проплешинами свалок и руинами строений, зачастую живописными, как и колдобистые дороги у подножия Асмайи и Кандагарский тракт, запружены разномастными легковушками, изукрашенными «барбухайками» – диковинными повозками всех видов и мастей, извечными вьючными животными, впряженными в арбы и без оных, с уставшими охрипшими погонщиками. Все это куда-то катится, скрипит, как и века назад, агруженное тюками, свертками, дровами, проносятся, добавляя в какофонию звуков трубный рев сирен или кряканье сигналок бронированные машины с дипномерами, сопровождаемыми транспортами охраны. В час пик, когда начинают работу госучреждения, – на улицах пробки. Любой блокпост, а американский в особенности, – это затор, пробка. Иногда можно увидеть очень впечатляющее зрелище: на максимально возможной скорости несутся конвои от аэропорта к расположенной в центре резиденции Карзая или к превращенному в крепость американскому посольству...

Что именно варится, клокоча в этом котле, сейчас толком никто не может сказать. Вроде бы все плохо, очень плохо. Талибы по ночам фактически хозяйничают на окраинах столицы. Порой моджахеды, как это было два месяца назад, в самый канун президентских выборов, проникают в кварталы правительственных зданий. Устраивают перестрелки, насылают воинов Аллаха, шахидов-смертников. Или ведут ракетный обстрел (месяц назад обстреляли расположенную по соседству с Президентским дворцом пятизвездочную гостиницу «Серена»)... Контингент войск ISAF, включая главную действующую силу – американские войска и «частников» – хотя и размещен в своих зонах ответственности по афганским провинциям, контролируют лишь клочки территорий в радиусе нескольких километров от опутанных колючкой стен и пулеметных вышек. Они защищают преимущественно сами себя. И при том все равно несут потери.

В Кабуле смутно, неспокойно, опасно.

Но умные люди давно поняли: здесь делается мировая политика. А там, где большая политика, там всегда крутятся огромные деньги.

* * *

Спецы ненадолго задержались в новом «советском» микрорайоне, где предполагается до конца года смонтировать и запустить в эксплуатацию две ДЭС-200. Четырехэтажные серые дома, большей частью похожие на хрущевские пятиэтажки «блоки», построенные еще при «шурави» и во многом именно для размещения советских специалистов, а также для офицеров армии ДРА, госбезопасности и царандоя – местной милиции – нуждаются не столько в капитальном ремонте, сколько в сносе...

Около полудня, сопровождаемые некоторое время шумной стайкой пацанов, а также наплывающими со всех сторон криками муэдзинов и азанчи, призывающих народ к полуденному намазу, машины с российскими спецами свернули с проспекта. И затем уже медленно покатили по почти лишенной асфальта дороге, изрытой глубокими и опасными для ездоков ямами, в которых скапливалась дождевая вода или жижа из грязи и мокрого снега, шоссе параллельно району, который здесь называют Маленький Пакистан.

Этот городской массив в значительной степени обветшавших, а местами и полуразрушенных строений, как бывших муниципальных, так и частных домовладений, расположенный на северо-северо-востоке, совсем недалеко от центра (ох уж эти контрасты) считался нынче одним из самых неблагополучных в столице Афганистана, если вообще можно говорить о благополучии применительно к Кабулу.

По правде говоря, мало кто из сотрудников посольств, дипмиссий или торговых представителей решился бы сунуться сюда без серьезной охраны.

На протяжении вот уже почти двадцати лет в Маленьком Пакистане проживают наряду с уцелевшими местными и беженцами еще и кочевники. Когда пуштуны снимаются отсюда со всем своим скарбом, пересидев в городе зимние непогоды, их места в этих развалинах занимают либо другие кочевники, либо беженцы из южных провинций. Местные хазарейцы-шииты враждуют и с теми, и с другими. В кварталах Маленького Пакистана то и дело происходят разборки между группировками моджахедов и местными кланами.

Вдоль стен, изъязвленных попаданиями снарядов, исклеванных пулями и осколками мин и гранат, тянулись ряды дуканов. Некоторые лавки были обустроены на первых этажах тех зданий, где хотя бы уцелели стены и перекрытия. Другие торговцы либо выставляли свой товар прямо на улице, на ящиках, под накидками, либо торговали в доставленных сюда невесть как и откуда металлических контейнерах, переделанных под магазинчики...

Машины остановились возле одного из «шопов», расположенного в цокольном этаже частично отремонтированного трехэтажного строения. У входа пара вывесок: на дари и на понятном всем языке – FASHION MILAN PARIS LONDON.

Из дверей дукана пулей выскочил худой, гибкий, как лоза, юноша лет восемнадцати, племянник хозяина. Из серебристого «Лендровера» выбрались трое мужчин в обычной гражданской одежде; они направились в дукан, сопровождаемые пареньком. У дверей их ожидал сам хозяин, заметно располневший хазареец лет сорока пяти.

Двое «шурави» остались в торговом зале, где на вешалках и стеллажах были выставлены образцы тканей, а также готовые изделия: от платков и накидок ручной работы, до натовского камуфляжа включительно. Третий визитер – сухощавый мужчина лет тридцати пяти чуть выше среднего роста, – подчиняясь гостеприимному жесту хозяина, прошел во внутреннее помещение дукана...

Спустя три или четыре минуты «шурави» вернулись в поджидающий их на улице транспорт. И лишь внимательный наблюдатель мог бы подметить, что в салон припаркованного почти вплотную к входу в лавку «Лендровера» уселись двое, а не трое «шурави»...

Спустя пару минут после того, как от дукана отъехали джипы, через другой, черный, ход лавку покинул сухощавый мужчина в одеянии пуштуна. Его сопровождал парень, племянник дуканщика. «Пуштун», в довольно потрепанном наряде – широких черных брюках, безрукавке, грязноватом халате, накидке и войлочной шапке «пакуле», следуя за проводником, углубился в квартал северного района Маленького Пакистана.

Впрочем, далеко идти не пришлось. Паренек, зыркнув глазами по сторонам, свернул в засыпанный мусором и битым кирпичом двор четырехэтажной «коробки»...

– Товарищ!.. – полушепотом сказал парнишка. – Мустоким! Раст! Боло!..[23]