– Что это ты на себя нацепила? О боже мой, пожалуйста, скажи мне, что это розыгрыш!

– Что? Вот это? – переспросила я, стягивая с лица красные очки.

Новый взрыв хохота.

– Ой, вот умора-то! Бог ты мой, да у меня сейчас тушь потечет. Это что, часть клоунского костюма? Ты же не собираешься их носить, правда?!

Я отошла от нее, хотя все во мне требовало не идти, а бежать – спрятаться и больше никогда носа наружу не высовывать. Стащила с лица красные очки и надела черные. Вытерла слезы с глаз.

Я не буду плакать.

– О, эти намного лучше. Какие миленькие! Вот это – твое.

Я коснулась черных очков, стараясь не морщиться. Когда она ушла, сняла черные и надела красные.

Они смелые. Они прекрасные.

Они делают меня смелой и прекрасной.

Не давая себе времени передумать, я схватила ключи от машины и поехала в город, где мне пришлось бы ходить в них до тех пор, пока я не покончу с покупками.

– Ой, какая прелесть! Чудесная оправа!

– А разве вы раньше носили очки? Я и не замечал.

– Сто лет уже хочу такую оправу! Где вы ее купили?

Следующие несколько дней меня засыпали вопросами. А я продолжала носить очки в красной оправе до тех пор, пока они не стали частью моего лица. Частью моей личности. Частью меня.

Я – девушка в красных очках.

На дне моего ящика с косметикой перекатывается тюбик красной помады. Я время от времени думаю о нем – как о старом друге, с которым давно не виделась. Все наши встречи проходят в обстановке секретности. Я наношу на губы этот цвет, цвет спонтанности, и смотрю на девушку в зеркале. Она – та, кем я мечтаю быть.

Она сильна.

Она ходит, расправив плечи, не боясь мира, лежащего у ее ног.

Я пока не ощущаю ее – собой.

Я хватаю ключи от машины и поскорее еду в город. Пока меня никто не остановил. Заставляю себя проходить с этой помадой на губах весь день. Может быть, после этого она тоже станет частью меня. Я – девушка с красной помадой.

Меня зовут Линда Перл Дэвисон.

Линда – потому что мама хотела насолить жене деверя, которая тоже должна была вот-вот родить дочь и мечтала назвать ее этим именем. Однако я родилась на неделю раньше и «застолбила» имя Линда. Невестка решила не уступать. Так в нашем маленьком городке появились две Линды Дэвисон, которые не общались друг с другом, как, впрочем, и их матери.

Второе имя, Перл, досталось мне потому, что мама задолжала арендную плату за несколько месяцев женщине по имени Перл. Она надеялась, что, если назовет своего ребенка в честь домовладелицы, та простит ей долг. Этого не случилось. Я возненавидела имя Перл, когда узнала, что жемчужины растут внутри моллюсков. В моем представлении жемчуг никогда не был драгоценностью. Для меня это мерзкая опухоль в слизком желудке морской твари.

А фамилию Дэвисон без всякой охоты «подарил» мне отец, но ушел от нас сразу после моего рождения.

Когда мать злилась, что случалось с ней довольно часто, она протяжно выкрикивала мое имя: «Лиииии-ндаааааа!» – растягивая его на два бесконечных слога. И мое сознание превращало этот вопль в «Лиииии-ндаааааа-отвратительный-отросток-в брюхе-моллюска-Дэвисон!».

В школе у популярных детей были яркие прозвища типа Рокки, Кэнди и Санни. А меня звали Зиппер – потому что я была такой тощей, что, когда поворачивалась в профиль и высовывала язык, была похожа на застежку-«молнию». Вот так я получила еще одно нежеланное имя.

Выйдя замуж, я сменила фамилию и стала Стаффорд. Она нравилась мне больше, чем Дэвисон, но я все равно воспринимала ее как чужую. После развода мне показалось неправильным продолжать пользоваться фамилией мужа, и я вернула себе фамилию отца.

Мне всегда давали нежеланные и нелюбимые имена, и мне казалось, будто я иду по жизни в одежках не по размеру с чужого плеча. Даже когда я заканчивала свои картины (а я художница), то почти никогда не подписывала их своим именем, настолько чужим и неуместным оно мне представлялось.

Одна подруга дала мне совет: найди нового мужа с хорошей фамилией. А я подумала, может, мне самой взять и сменить фамилию без всякого замужества? Почему бы не выбрать имя, которое будет полностью меня устраивать?

Я выяснила, что в том штате, где я жила, смена имени и фамилии обойдется всего в 150 долларов и займет около трех недель. И почему я не сделала этого двадцать лет назад?!

Я купила брошюру для будущих матерей с названием «Выбираем имя малышу», открыла половину с женскими именами и подчеркнула все, которые мне приглянулись. Я произносила их вслух и переписывала, чтобы посмотреть, как они смотрятся на бумаге. Перебрав около пятидесяти приятных мне имен, я остановилась на сочетании Эйприл Найт[9].

Я родилась в апреле – месяце зарождения новой жизни. И была писателем-фрилансером, потому что не хотела никому подчиняться, точно как отважные рыцари древности, которые работали наемниками, но не принадлежали королю.

Три недели спустя я стала Эйприл Найт.

Я сменила имя – и изменила свою жизнь. Словно заново родилась. Перестала быть заложницей своего несчастливого детства.

Меня удивляла реакция людей на мое новое имя. Громче всех возмущались родственники! Позор! Как могла я повернуться спиной к семейной фамилии? Предки, должно быть, переворачиваются в своих могилах. Кто-то считал, что меня настиг кризис среднего возраста, а может быть, «крыша поехала», и кто знает, что я еще выкину!

Людям потребовался месяц, чтобы научиться звать меня Эйприл, а после они словно позабыли, что меня когда-то звали иначе.

Мои настоящие друзья понимали, что это был большой шаг в самоисцелении, который позволил мне оставить прошлое позади и стать сильнее и по-человечески лучше.

Тысячи лет люди верили, что nomen est omen – имя определяет судьбу. Теперь я хозяйка своей судьбы. Я больше не дочь своих родителей, не чья-то жена, не тот стеснительный, нервный, запуганный ребенок. Не кусок, не частица, не поскребыш, оставшийся от других людей. Я – на 100 процентов я, свободный и самостоятельный человек.

Мое сердце наполняется гордостью, когда я подписываю свои картины именем Эйприл Найт. Это мое творение, и только мое, предки не имеют к нему никакого отношения.