Даур-Гирей отвернулся и стал чистить свою трубку.

– Господа офицеры! – скомандовал подполковник. – Всем спать! Завтра ранний подъём.

К обеду следующего дня отряд подполковника Таубе спустился к реке и опять перешёл Койсу, на этот раз по подвесному мосту. Ущелье здесь сужалось до двадцати пяти саженей. На дне теснины, где-то далеко внизу, бурлил и ревел неукротимый поток. Аварские мосты строятся без перил и такой ширины, чтобы едва могла проехать повозка. Настил под копытами лошадей качается и ходит ходуном. Некоторые доски выломаны, и сквозь дыры видно облако водяной пыли, постоянно висящее в расщелине. Жуть…

Оказавшись снова на правом берегу, Таубе отпустил наиба Большого Гоцатля. Весь спуск старик прошёл в середине колонны, а два его сына образовали: один – авангард, а другой – арьергард отряда. Возможно, благодаря именно этой предосторожности переход закончился без приключений.

Напротив моста расположился значительный аул Карадах, в котором Таубе назначил полуденный отдых. В селении оказался даже этапный двор с крепким каменным зданием для конвойных команд. Там и остановилась партия. После незамысловатого, но плотного обеда Ильин заявил, что у него имеется в Карадахе агент, и он отправляется к нему за сведениями.

– Не боитесь выдать агента? – спросил барон. – Только пришли в аул, и сразу туда. В горах повсюду глаза и уши…

Капитан усмехнулся:

– Не вчера же я начал заниматься разведкой, Виктор Рейнгольдович! Агент мой – торговец москательным товаром. К тому же хемшин[77]. Лавка стоит на лучшем месте, посетители обычны…

И ушёл, насвистывая. Следом также удалился Артилевский. Заявил, что съездит в Гуниб в гости к вдове старого товарища по полку. Да ещё похабно подмигнул при этом. Начернил усы – они у него оказались, как слезла краска, совсем седые – и ускакал.

Лыков решил воспользоваться их уходом и спросил Даур-Гирея:

– Иса Бечирович, что вы думаете насчёт денег Артилевского? Конь, оружие, привычки – откуда всё это?

Ротмистр выпятил грудь, как Скалозуб, и ответил с презрением:

– Вы, господин коллежский асессор, привыкли там у себя в Департаменте полиции, ко всякой сволочи… А тут офицеры. Тут доносчиков нет.

Лыков разозлился, хотел ответить соответственно, но его опередил Таубе. Он подошёл, сказал:

– Дай-ка мне то, что лежит у тебя в левом внутреннем кармане.

Лыков, досадуя, протянул барону крохотный свёрток. Тот развернул тряпицу, вынул солдатский Георгий четвёртой степени и показал его абадзеху:

– У вас такой есть?

– Нет, – ответил тот смущённо.

– Возможно, что и не будет никогда.[78]А у Лыкова имеется. Он с восемнадцати лет под пулями, семь раз ранен. И вы собираетесь учить Алексея Николаевича понятиям чести?

– Виноват, – ответил Даур-Гирей. – Но этот вопрос…

– Правильный вопрос. Не находите? Как только мы свернём со столбовой дороги и подымемся на Богосский хребет, всё станет иметь значение. Тем более, такая важная вещь, как происхождение капиталов нашего войскового старшины. Итак, какого вы о нём мнения?

Ротмистр смутился.

– Ну… насчёт денег всё просто. Эспер Кириллович покровительствует контрабанде.

– Контрабанде? – хором спросили сыщик и разведчик.

– Да. Это никакой не секрет. Через Гунибский округ идут из Турции и Персии большие партии специй. Корица, шафран… Товар дорогой. С учётом пошлин он делается для населения Европейской части России почти недоступным. Артилевский организовал по всему округу систему его доставки и сопровождения. Охрана, складирование и даже фасовка. В Темир-Хан-Шуре он передаёт доставленный груз армянам, и те уже везут его дальше.

– А… почему вы не сообщили мне это ранее?

– Здесь это обычное явление. Кавказ – все чем-нибудь промышляют, от начальника области до урядника. А вы люди столичные, специфики не знаете…

– Понятно. Делаю вам замечание, ротмистр. Игры в индейцев скоро закончатся. О людях, с которыми бок о бок идёшь на Лемтюжникова, нужно знать подобные вещи заранее. Артилевский – какого вы вообще о нём мнения?

– На Кавказе о таких говорят: «он ведь турецкого Генерального штаба». Или ещё: «кончал Моздокский университет». Другими словами, Эспер Кириллович учился в поле. В первый офицерский чин был произведён из юнкеров за храбрость. В России оставался бы вечным капитаном. А здесь, на безлюдье, вышел в штаб-офицеры. Ума невеликого, но практического. В общении лично мне он неприятен, но это ещё ни о чём плохом не говорит.

– А Ильин? Этот чем промышляет?

– Капитан Ильин служит честно. Уличить его совершенно не в чем.

На этом деликатный разговор закончился, и ротмистр тоже отправился пройтись по аулу. Алексей же сказал барону:

– Помнишь, что было в той записке? «В офицеров не стрелять». А в форме ходите вы трое: ты, Ильин и Артилевский. Мы с Дауром носим горский костюм. Это значит, что ротмистр освобождается от подозрений.

– Ты ему просто симпатизируешь.

– Но ведь фраза из записки – это факт!

– Нет, не факт. Скажи, какой шнур к револьверу носит Даур-Гирей?

– Уставной, трёхцветный.

– Правильно. Офицерский. Жёлто-бело-чёрный. А ты какой?

– Чёрный, фельдфебельский. Он прочнее.

– А теперь согласись, что горцы всегда очень внимательны к мелочам. И яркий трёхцветный офицерский шнур увидят издали.

– Ты прав, – погрустнел Лыков. – Жаль; по-моему, он славный парень. Значит, под подозрением по-прежнему все трое.

– Да. И пока они отсутствуют, подумаем вот о чём. Сейчас тот из них, кто изменник, передаёт сообщение людям Малдая. Полагаю, что на дороге к Голотлю нас опять будет поджидать засада. Попытаемся догадаться, где это должно случиться.

Барон развернул подробную военную карту Дагестана – три версты в дюйме.

– Посмотри вот сюда. На восьмой версте от Карадаха прямо над дорогой низко нависает утёс. За ним, на небольшом плато, стоит маленький аул Ганода. Он соединён тропой с крупным селением Телетль, которое, в свою очередь, имеет быстрый выход к переправе через Койсу у Голотля. То есть, напав на нас здесь, абреки при любом раскладе смогут быстро убраться за Койсу. И таким путём, которым мы не сможем их преследовать. Поскольку они будут над нами, сверху. Согласен?