– Не посадили же, – пошутил Геннадий.

– Вчера не посадили. А завтра – не уверен. Власть, по-моему, серьезно взялась за коррупцию и контрабанду. Властелина ничего тебе по этому поводу не говорила?

– Сказала, что ждет Дмитрюкова. Арест мобильников, рекламации на автозапчасти и еще на что-то дорого обошлись нашей Властелине. И нам, значит. Надо, говорит, вылезать из долгов. Пересаживает с «Ан-72» на «Ил-76». Так что будем на пару мотаться по дальним маршрутам.

Юрий снова наполнил рюмки. Помотал головой.

– Заварушка серьезная, – сказал задумчиво. – Не знаю, чем обернется. Как бы нам не пришлось менять свою летную профессию. – Осушил рюмку одним глотком.

– Поеду в село. Лучше землю копать, чем в ЧОП идти.

– А я грабить богатых пойду. Мы кровь проливали, а они мошну набивали. Посмотри, кто к власти пробился: самые наглые, самые хитрожо…

– Ну, зря ты о всех, – перебил Геннадий.

– Кроме твоей Ланы, – захохотал Юрий. – Согласен, умная баба. Но кто ее прикрывает? Дмитрюков еще не главный винтик в их хитроумно отлаженной машине. Там такие головастые дяди, что даже фээсбэшники уступили. Но, поверь, борьба только начинается. Как между Щелоковым и Андроповым в свое время. Слышал о них?

– Читал. Давай не будем портить настроение. – Геннадий выпил коньяк. – И сон разогнал. Так хотелось отдохнуть.

– Успеешь…

Напророчил обратное: телефонный звонок прервал их беседу. Геннадий взял трубку.

– Слушаю, Голубков. – Он решил, что это Асланов или кто-то из канцелярии Ланы, других знакомых в городе он еще не успел приобрести, – и очень удивился, узнав голос Антонины.

– Здравствуй, Гена, – сказала она ласково и волнительно. – Еле удалось узнать твой телефон. Мне очень хочется и очень надо с тобой встретиться.

– Что случилось? – всерьез встревожился он.

– Ничего страшного. Но очень надо.

– Хорошо. Где и когда?

– Хоть сейчас. Я у кафе «Лотос», что недалеко от вас. Когда ты сможешь?

Он глянул на часы.

– Через полчаса устроит?

– Вполне. Я жду. Прямо в кафе.

Сколько же они не виделись? Почти полгода. А он о ней почти и не вспоминал, как только увидел Лану. А ведь любил. Да еще как! Бывало, ночи не спал, думал о ней. Чего ей надо? Вышла замуж и живи себе спокойно, не тревожь других. Как она сюда попала? Неужто и ее муж отправлен на вольные хлеба и здесь решил продолжить свою службу? Там, наверное, квартира была. А здесь… Долго ли продержится Властелина со своим хозяйством? Тоня – учительница, работу здесь найдет, а квартиру… Есть ли у нее дети? И какой она стала? Хотя и приостыли чувства к ней, а как только позвала на встречу, заволновалось сердце, защемило что-то в груди…

Она стояла у входа в кафе в непонятного цвета пальто, то ли коричневое с переливом, то ли серо-зеленое, меняющее цвет при движении. В меховых сапожках, стройная, со все еще тонкой, прямо-таки девичьей талией. Лицо прикрыто меховым капюшоном от пальто: северный ветерок обжигает не по-весеннему.

Она увидела его и пошла навстречу. Остановились, глядя в глаза друг другу и не зная, как быть дальше.

– Здравствуй, – наконец сказал Геннадий. – Какими судьбами?

– Видно, не случайно Бог свел нас четыре года назад. Развел и снова свел. Я же говорила тебе, что муж мой тоже летчик. Одно училище с тобой кончал. То ли плохо вас учили, то ли плохие учителя попались, не нужны вы оказались нашим Военно-Воздушным силам. Уволили, как и тебя. О вашем аэродроме узнал из газеты, где написано о тебе – я хранила ее как память. Кто-то из сослуживцев рассказал более конкретно о контракте с авиаторами. И вот мы здесь. Не знаю, как ты, а я рада. Идем в кафе, а то я мерзнуть стала.

– Идем, конечно. Извини, что несколько обескуражен твоим появлением. Рад, конечно, но так неожиданно. – Он глянул ей в лицо, осмотрел с ног до головы. – Ты, по-моему, стала еще красивее. Замужество на пользу тебе пошло.

– Не преувеличивай. И не льсти чрезмерно. Я тоже не слепая, вон морщины под глазами и у губ появились. Да что о внешности говорить…

Они вошли в тесноватое и темноватое помещение с пятью столиками по обе стороны. Два были заняты парнями и девушками, наверное, студентами, а три свободны. Геннадий и Тоня выбрали дальний угол и заказали бутылку шампанского, – другого ничего не хотелось, пояснила Тоня.

Он разглядывал ее и снова невольно восхищался: прямо-таки сказочная русская красавица. Русые, с золотистым отливом волосы, волнами спадавшие на меховой воротник-капюшон, голубые глаза под длинными густыми ресницами, в которых таилась особая прелесть, притягательная, как магнит, изумительный рисунок губ. Как она очаровательна! – подумал Геннадий и тут же вспомнил Лану. А Властелина, которую он целовал, ласкал прошедшей ночью и не мог насладиться ее телом, утолить свою страсть? Кто же из них красивее, милее ему и дороже? Он не мог ответить себе. Он любил, желал обеих.

Он разлил шампанское по фужерам. Сказал с улыбкой и восторгом:

– Такая неожиданная и желанная встреча. Слушаю тебя внимательно.

– А я все уже тебе рассказала, – улыбнулась Тоня. – Вот приехали сюда, захотелось увидеть тебя. Хотя и замужем, а как в той песне: «А когда его обнимаю, все равно о тебе вспоминаю». Мы живем неплохо, уважаем друг друга, понимаем. Но нередко в душу заползает какая-то неудовлетворенность, будто сделала что-то не так, чего-то самого важного не хватает. Вот увидела тебя, и все улеглось, успокоилось. Расскажи лучше о себе. Как тебе тут служится, летается? Город мне понравился, а Саше, моему суженому, аэродром и самолеты не понравились. Хотя, на каком будет летать, еще не определили.

– Аэродром как аэродром, – вздохнул Геннадий. – Самолеты старые, можно сказать, временные. Сегодня одни, завтра другие. Все зависит от того, как будут идти дела у наших работодателей.

– Я слышала, всем заведует женщина, молодая и красивая.

– Верная информация. И умная. Управляться с таким хозяйством не у каждого мужчины хватит смекалки и воли.

– Вас, летчиков, не обижает?

– Обожает. Мы основные, кто делает ее бизнес конкурентоспособным. Летаем по заграницам, по нашим знатным местам; туда возим одно, оттуда – другое. Вот такая наша служба.

– Не женился?

– Лучших другие разобрали, а к средним душа не лежит.

– Так после меня ни в кого не влюбился? – недоверчиво прищурила Тоня глаза.

– Любовь, утверждают романтики, непостоянное чувство. Сердце мое уже очерствело, не совсем еще, но, как видишь, пока один.

– Может, вернуться к тебе? – коварно-насмешливо уставилась она ему в глаза.

– Зачем же рушить хорошую семью? Я не такой добрый и покладистый, как твой муж, и бываю очень привередливым, за что и попросили в тридцать лет из военной авиации.