– А что она подумает обо мне, когда вырастет и узнает все о своей настоящей маме? Она подумает, что я ее бросила! – плакала Чарли.

– Нет, нет, – успокаивала я пациентку. – Она бы так не подумала, особенно после всего, что вы сделали, чтобы остаться с ней.

– Но как она узнает? Кто ей скажет?

Мы дали ей время и возможность уединиться с дочерью, в чем она так нуждалась, чтобы сделать эти последние несколько часов вместе особенными для них, но время было не на стороне Чарли, и вскоре ей пришлось уйти. Глаза женщины были так полны печали, что я едва могла смотреть на нее.

– Я никогда не сдамся, – сказала она, дрожа от волнения. – Я никогда не перестану бороться за нее. Никогда.

– Я знаю, Чарли, я знаю, – ответила я, сдерживая слезы.

– Я верну ее. Обязательно. Я верну ее.

Чарли остановилась и посмотрела на меня:

– Спасибо, Пиппа. Спасибо, что не осуждаете меня.

Мы обнялись, и я прошептала:

– Берегите себя.

Она кивнула, а затем тихо взяла Арчи за руку, и они вместе ушли. В углу палаты тихо спала ее малышка. И может быть, на меня повлияло решение суда, мужество, которое мать проявила в борьбе за ребенка, или моя собственная беременность, но я страдала из-за потери Чарли.

* * *

Мы стараемся не судить женщин и девушек, которые входят в двери отделения. Это не наша работа. Наша задача состоит в том, чтобы сделать их переход к материнству как можно более плавным и придать уверенность, чтобы они смогли заботиться о новорожденном. Это не всегда просто. Иногда они приходят к нам, даже не осознавая, что вот-вот родят. Очень часто девушки-подростки – двенадцати, тринадцати, четырнадцати лет – попадают в больницу, даже не подозревая, что беременны. Они появляются в отделении неотложной помощи с болями в животе, утверждая, что не знают, что на девятом месяце. Иногда вы им верите, а иногда нет.

Сами врачи и акушерки стараются не судить рожениц и матерей, что бы о них ни говорили социальные службы. Для нас они в первую очередь пациенты.

Все очевидно, когда у некоторых девочек большой живот, который они прятали под многослойной одеждой на несколько размеров больше. Но если они совсем юны и в хорошей физической форме, у девушек может вообще не быть заметных животов. В большинстве случаев нам приходится информировать социальные службы, потому что в конце концов рождение такого ребенка – это свидетельство преступления. Затем кто-то из социальных служб приезжает в больницу, и этой девочке не разрешают уйти с ребенком, пока у них не будет плана ухода, чтобы решить, способна ли она заботиться о малыше. Будут ли ей помогать? Поддержит ли ее семья?

Мы играем решающую роль в этой оценке: девушки говорят с нами, и к нам поступает много информации, которой мы делимся с социальными службами. Мы должны наблюдать за тем, как роженицы справляются в первые часы или дни с уходом за ребенком. Привязывается ли мама к нему? Получает ли она необходимую поддержку? Есть ли у нее дом, куда она вернется? Хотя мы видим много молодых девушек в нашей клинике, я постоянно поражаюсь их способностям справляться с тяготами родов. Они просто делают это! Как будто позволяют телу взять верх и рожают без особых усилий.

Многие семьи тоже легко справляются с такой новостью. Одна шестнадцатилетняя девушка пришла с болями в животе, и нам пришлось сообщить ей и семье, что у нее начались схватки. Родители понятия не имели, что их дочь беременна, и, следовательно, у них ничего не было приготовлено дома. Но после того, как девочка родила, мама сразу же отправилась в магазин MotherCare[22] и вернулась через час со всем необходимым для ребенка: автокреслом, подгузниками, пижамами, бутылочками, стерилизатором и всем прочим! А потом они все побежали домой с ребенком, как будто это была самая естественная вещь в мире – что, конечно же, так и было.

Я живу и работаю в неблагополучном районе, мы уже привыкли видеть восемнадцатилетних, приходящих в больницу с третьей или четвертой беременностью.

Мы не всегда должны информировать органы власти. Я живу и работаю в довольно неблагополучном районе, поэтому у нас высокий уровень подростковой беременности. Тут нормально, когда пятнадцатилетняя девочка приходит в больницу и рожает ребенка. И пока все происходит по обоюдному согласию, ситуация не дает повода для беспокойства. Конечно, совсем другое дело, если девочкам двенадцать или тринадцать лет, но мы уже привыкли видеть восемнадцатилетних, приходящих в больницу с третьей или четвертой беременностью. Это стало образом жизни для некоторых людей, который передается из поколения в поколение. Довольно часто мать подростка тоже рожала детей в ранней молодости, и мы встречаем множество бабушек в возрасте чуть за тридцать.

Однажды к нам поступила женщина, которая стала бабушкой в возрасте двадцати шести лет. Я никогда не встречалась с ней лично, но все в отделении обсуждали ее случай, потому что это определенно было необычно. И что бы вы ни думали о социальных службах, такие организации играют решающую роль в помощи молодым семьям, когда у них нет других средств поддержки.

Например, если у женщины нет места, куда бы она могла вернуться, социальные службы Британии помещают ее в отделение матери и ребенка, пока не смогут найти им дом. Соцслужбы помогают людям, когда они больше всего нуждаются в помощи.

Однако нельзя отрицать, что для некоторых людей общение с социальными работниками не приносит ничего хорошего, и иногда это приводит к решительным действиям. У одной женщины, бывшей много лет назад наркоманкой, отняли двоих детей. Мы даже не знали, что она снова беременна, пока в полночь нам не поступил срочный вызов и нас не попросили прислать акушерку на участок на окраине города.

– Что? Не могли бы вы повторить еще раз? – спросила я по телефону у диспетчера скорой помощи.

– У нас тут женщина в палатке, на участке рядом с объездной дорогой, сразу за городом. Она рожает и находится в тяжелом состоянии. Вы можете прислать акушерку?

– Да, конечно, – ответила я, когда Хелен, одна из самых старших членов команды, накинула пальто, и я объяснила ей, куда ехать.

– Удачи! – одними губами произнесла я.

Хелен показала мне большой палец и выбежала. Позже она посвятила меня в детали. Женщина, бывшая героиновая наркоманка, скрывала беременность, чтобы сохранить ребенка, – ни обследований, ни дородового ухода, ничего. Ее план состоял в том, чтобы родить тайно