почему ребенок умер, мы могли опираться только на ее слова. Все оставалось загадкой. Тем временем Хелен обнаружила, что пуповина лопнула внутри Салли, поэтому пришлось доставать плаценту, сделав пациентке инъекцию окситоцина в ногу, зажав лопнувший конец пуповины и применяя мягкое вытяжение. Во время процедуры у Салли шло немного больше крови, чем нужно, поэтому мы решили оставить ее под наблюдением и позвонить в социальную службу. Из всего, что она нам рассказала, у нас набралось много причин для беспокойства.

Молодая женщина с когнитивными нарушениями не знала, что была беременна, пока не случился выкидыш.

– Я просто не знаю, как у меня может быть ребенок, – повторяла Салли, когда я навестила ее в палате. Она все еще находилась в состоянии шока – ни в малейшей степени не эмоционального, просто была растерянной и недоверчивой. Я придвинула стул к ее кровати и спросила, что она имеет в виду.

– Я никогда не занималась с ним сексом, – ответила девушка. – Я же сказала, я – девственница.

– С кем? – я осторожно прощупывала почву.

– С Джоном, моим парнем. Я встретила его в магазине, в магазине Sue Ryder.

Процесс продвигался медленно, но я постепенно добралась до сути странной истории Салли. Она объяснила, что два дня в неделю работает волонтером в местном благотворительном магазине, и Джон был постоянным клиентом, который, казалось, уделял ей особое внимание. Когда он пригласил ее на свидание, Салли с готовностью согласилась, хотя и заметила, что в свои пятьдесят пять лет он был намного старше ее.

– Все было так мило, – сказала девушка. – Он водил меня в кафе в парке, в кинотеатр и в торговый центр Гала-Бинго. Мне нравится Бинго.

Салли призналась, что Джон пару раз заходил в гости, но они только целовались и «занимались другими сексуальными вещами». Но она была абсолютно непреклонна: они никогда не спали вместе. Все это было очень непонятно. На мой взгляд, находились только три возможных объяснения. Во-первых, Салли не знала, что такое секс на самом деле. Во-вторых, она согласилась на секс, а затем забыла или выбросила этот инцидент из головы. Или, в‑третьих, более зловещее объяснение состояло в том, что она говорила правду, а Джон накачал ее наркотиками и изнасиловал. В любом случае Салли оставалась уязвимым человеком в очень сложной ситуации.

– Вы все еще встречаетесь с Джоном? – спросила я. – Он все еще ваш парень?

– Нет! – яростно ответила она. – Только не это! Он мне больше не нравится. Он ненормальный.

Теперь все приняло еще более мрачный оборот. Салли замолчала и больше ничего не говорила, но ее бабушка объяснила, что за день до выкидыша Джон был разоблачен группой бдительных охотников за педофилами. Они создали фальшивый профиль двенадцатилетней девочки, с которой Джон общался в онлайн-чате. Договорились встретиться, но когда Джон пошел на встречу с «ней» в местный парк, группа столкнулась с ним, снимая все на камеру и транслируя в прямом эфире в социальных сетях. Запись передали полиции, позже Джона арестовали и обвинили в домогательстве к несовершеннолетней. Это полицейские позвонили Салли и сообщили ей об аресте Джона. По словам бабушки, девушка тогда потеряла голову, плакала, кричала и очень расстроилась. Через несколько часов у нее началось кровотечение. Это заставило меня задуматься, не вызван ли выкидыш физическим шоком от разоблачения Джона. Мы передали имевшуюся информацию в социальную службу, которая приехала навестить Салли и ее бабушку в больнице, а позже в тот же день прибыла полиция, чтобы взять показания.

Я одела ребенка Салли и положила его в холодильную кроватку в углу палаты. Поначалу пациентка не очень-то интересовалась им, как будто его там и не было. Но время от времени ее взгляд устремлялся на кроватку, любопытство брало верх, и Салли спрашивала, нельзя ли взглянуть на младенца.

– Конечно, можно, – отвечала я. – Он же ваш ребенок.

Девушка сказала, что, поскольку не знала о беременности, ей не было грустно, что ребенок умер.

Она торжественно кивала, вставала с кровати и подходила к кроватке и стояла там несколько минут, просто глядя вниз, хмурясь и кусая ногти. Было похоже, что девушка никак не могла поверить, что это ее дитя. Потом Салли возвращалась и молча садилась на кровать. Через час она снова спрашивала: «Можно мне взглянуть на него?»

На следующий день акушерка, специализирующаяся на работе с родителями, потерявшими ребенка, пошла поговорить с Салли и ее бабушкой о консультациях. Салли ответила, что все понимает, но не хочет обращаться к психологу, поблагодарила и сказала, что, поскольку она не знала о беременности, ей не было грустно, что ребенок умер. Я полагаю, что даже через день или два все это казалось ей слишком нереальным, чтобы она могла принять случившееся. По словам пациентки, она буквально пережила непорочное зачатие. Вместе Салли и ее бабушка решили устроить кремацию в больнице – самые простые похороны. Кроме того, они были бесплатными, и единственное, за что требовалось платить, – цветы, если они были нужны, чего Салли не хотела. Она также не пожелала дать имя ребенку, поэтому больница выдала картонный гроб, украшенный одним словом: «Младенец». Через два дня девушка и ее бабушка уехали из больницы, а Салли твердо решила никогда больше не встречаться с пожилыми мужчинами.

* * *

Хотя этот случай был одним из самых странных, с которыми я когда-либо сталкивалась, выкидыши слишком часто встречаются в работе акушерки. Дело в том, что каждая четвертая беременность заканчивается выкидышем, так что это то, с чем мы привыкли иметь дело. И к сожалению, некоторые из них происходят очень поздно, но до двадцати четырех недель мы ничего не можем сделать. Рекомендации и политика НСЗ, NICE, Королевского колледжа акушеров и гинекологов (RCOG) и Британской медицинской ассоциации (BMA) в настоящее время утверждают, что, если ребенок рождается преждевременно, он просто слишком мал, чтобы пытаться реанимировать его. Хотя на момент написания книги данный вопрос все еще рассматривают, такие дети не считаются «жизнеспособными». Не во всех странах ситуация обстоит так же: мы часто слышим истории из-за границы о младенцах, рожденных в возрасте двадцати одной или двадцати двух недель, но у нас есть свои рекомендации и элементарно нет места для маневра. Это душераздирающе, и я была в палате, когда ребенок родился чуть раньше двадцати четырех недель, и семья умоляла педиатра сделать что-нибудь. Но врачи даже не пытаются реанимировать младенца в таком возрасте и должны сказать очень твердо: «Нам очень жаль, мы ничего не можем сделать».

Иногда врачи делают не