— Потому что правила личной гигиены для меня не пустой звук! Моюсь регулярно, знаешь ли. Рассказать в подробностях, что это и для чего придумано в цивилизованном обществе? — процедила Джейсин, заставив Линя натуральным образом зарычать. А со стороны Баосы послышался звук, похожий на хрюканье. Вредный кот, похоже, искренне веселился, отлично разбирая человеческую речь. Девчонка же вздрогнула и, бросив испуганный взгляд в сторону кота, поежилась, попытавшись отодвинуться в сторону еще хотя бы на полшага. Ну хоть что-то ее может пронять. Сан Линь мстительно улыбнулся. То-то же!

— Я о твоем естественном запахе, почему его нет? — повторил он уже спокойнее. На что девчонка уставилась на него с искренним недоумением и пожала плечами.

— Собираясь в далекий путь, я понимала, что тут мне не предоставят комфортных условий, а вонять хотелось меньше всего. Приобрела дорогущий экстракт от потливости. Не знаю, может, он и полностью запах отбивает, как-то не интересовалась, — ответила она в кои-то веки без ерничанья.

— Ладно… А отправилась сюда зачем? Только не ври! Как вообще меня выследила? — вновь навис над ней Сан Линь, позабыв, что собирался отложить этот разговор до утра, когда нахалка как следует проникнется своим положением, а главное, опасным соседством и растеряет весь свой гонор.

— Зря не веришь, вон даже артефакт подтвердил… Но если тебе так хочется поговорить, может, устроишь мне более комфортабельные условия? Теплый шатер с мягкой подстилкой, отвар трав… Я продрогла, между прочим, — заявила Джейсин, нахально улыбнувшись. На что Сан Линь испытал одновременно и восхищение смелостью девчонки, сохраняющей свой нрав даже в такой незавидной ситуации, будто она здесь хозяйка положения, и раздражение от того, что она такая… такая…

— Обойдешься! Здесь самое место для тебя. Сиди и думай, что скажешь утром, если не хочешь остаться прикованной к Баосы навсегда… Ну или до момента, как он проголодается, а кто-то из слуг запоздает с кормежкой, — пригрозил Сан Линь и покинул их.

Первоначально он собирался поговорить с охранниками лагеря, после пройтись вокруг, проверить, была ли эта девица в самом деле одна, не оставила ли каких-то следов в тех кустах. Да и в целом просто прогуляться, проветриться и утрясти свои мысли.

Но пока он опрашивал охранников, клятвенно заверяющих его, что в округе все тихо и ничего подозрительного не видели, начался кошмарный ливень. Плюнув на все, Сан Линь думал было вернуться в свой шатер, но некстати вспомнилось, как эта Джейсин вздрагивала всего лишь от порывов легкого ночного ветерка в своем тонком ханьфу. Да и Баосы не хотелось оставлять мокнуть, он-то уж точно тут ни при чем. Да, именно руководствуясь заботой о своем чешуйчатом друге, Сан Линь вернулся к ним и застал чудную картину.

Больше не притворяющийся спящим Баосы, обиженно сидящий на относительно сухом клочке земли. И жмущаяся к нему такая же обиженная Джейсин, над которой тигродракон держал распахнутое крыло, защищая от потоков воды. А главное, увидев Сан Линя, они оба умудрились одновременно презрительно фыркнуть, выражая свое отношение к нему. И даже мордочки у них стали один в один похожи.

Нет, ну ей-Сиян, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Лис-паршивец решил сделать из меня цепную Джейсин и не придумал ничего лучше, чем прицепить в Козявкину. На цепь. За шею.

Вот последнее я гаденышу припомню. А сейчас главное было достоверно изображать страх перед тигродраконом и не спалиться. А то кот-притворщик как вскочит, как кинется лизаться-обниматься, и пропадай, моя маскировка, все четыре пузыря.

Но Козявкин оказался молодцом, спал очень натурально, аж пока злющий и несколько обескураженный, хотя и ехидный лис не умелся куда-то на другой конец лагеря по своим делам. А мы остались вдвоем с «сыночкой» расхлебывать мою неосмотрительность. Да еще на видном месте, там, где за нами с большим интересом следили другие подручные Гу Юнженя, словно бы невзначай шмыгая мимо.

Именно поэтому мне пришлось и дальше сидеть на камушке, поджав лапки, как воробей на жердочке, и изображать почти обморок каждый раз, когда вредный Козявкин дергал «во сне» лапой. Хотя шепотом общаться с котом мне это ничуть не мешало.

Баосы первым делом предложил мне сбежать, если я не хочу тут оставаться. Дескать, ему будет грустно без папочки, мамочка тоже будет скучать, но если надо…

Пришлось этот героически-самопожертвенный порыв деточки обломать.

— Ты же понимаешь, что второй раз он тебе не поверит, что бы ты там ни придумал? — Сидеть на камне было жестко и уже прохладно. Китайская зима — она, конечно, своеобразная, тут вон в феврале слива цветет. Тем не менее и ледок бывает на лужах, и снег изредка сыплется с неба, вперемешку с дождем. Короче говоря, рассиживаться на свежем воздухе без движения — удовольствие так себе. Даже если ты совершенствующийся с некоторым контролем ци. — Но я еще припомню нашей мамуле это высиживание… вот где его до сих пор носит?! Пчхи! Нет. Нет, Козявкин, не надо меня греть! Караульные подумают, что ты пытаешься меня поджарить и съесть. Еще вмешаются… не стоит привлекать лишнего внимания, я и так засветилась везде, где не хотела. Пчхи! Да что ж такое…

Главное, полный рюкзак химии и прочих полезных вещей, а пилюли от простуды нет… зато есть одежда же! И это ни капли не подозрительно, если я ее достану и закутаюсь.

Увы, надолго радости от еще трех шелковых халатов и одного одеяла мне не хватило. Потому что пошел снег, потом к нему добавился дождь, который злостно перешел в самый настоящий ливень.

Стало не до шуток, к тому же окружающим таки теперь было не до нас с Козявкиным. И тигродракон, вместо того чтобы свернуться в водонепроницаемый кокон — а он так умел, — со вздохом принялся изображать из крыла зонтик.

К тому моменту, как некоторые лисы вспомнили о своих обязанностях по отношению к пленникам, мы оба с тигром промокли, продрогли и нешуточно разозлились. Поэтому встретили «мамулю» дружным чихом и неласковым взглядом.

— О, я вижу, вы нашли общий язык? — первым делом съехидничал Сан Линь, разглядывая меня сквозь подозрительный прищур с нездоровым интересом.

— Иди к гуям! — от души посоветовала я, а потом высунула руку из-под крылатого навеса и от души зачерпнула из лужи, щедро окатив самодовольного лиса холодной водой.

— Ты совсем огуела?! — взвился тот, пытаясь отряхнуть грязную воду с щегольского лилового ханьфу. — Да я ж тебя…

— Замуж возьмешь, — мрачно перебила я. — Теперь ты мне по гроб жизни обязан, не отвертишься. Апчхи!

— Чтоб тебя! Неужто заболеть вздумала? — проворчал Сан Линь, за деланым недовольством скрывая легкую растерянность, а во взгляде на миг отразилась вина. Козявкин в свою очередь недовольно рявкнул и мотнул легонько головой, заставляя цепь неприятно звякнуть.

— Конечно! Делать-то мне здесь больше нечего! Сижу, понимаешь ли, размышляю, как бы тебе досадить посильнее. Думаю, а ну-ка, сейчас ка-ак разболеюсь… — начала заводиться я, с каждым словом испытывая все больше злости и досады на гадского лиса. К тому же в горле в самом деле уже мерзко начала пошкрябывать простуда.