– Поговори со мной, дорогая. Я понимаю, неделя выдалась тяжелая, тут и свадьба, и недомогание, и… вся эта история с Кэтрин, о которой я должен был рассказать. Но повторю еще раз: ничего не было. Ничего. Я много думал… Я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что угодно, чтобы ты мне поверила и повеселела.

Энди попыталась заговорить, но не смогла. Ребенок. Ее и Макса. Новый Харрисон. Интересно, Барбара и внука не одобрит?

– Что творится в твоей голове? Что сказал врач? Тебе прописали антибиотики? Мне съездить в аптеку с рецептом? Скажи же мне, что происходит!

Энди все никак не могла собраться с мыслями, но чувствовала, как ее переполняют эмоции. Беременна. Беременна. Беременна. Слово эхом отдавалось в голове, и она с трудом сдерживалась, чтобы не прокричать его. Как же ей хотелось сказать Максу!.. Но нет, сначала ей нужно время подумать.

Энди потрепала мужа по руке и сказала:

– Давай поговорим обо всем в другой раз, ладно? Мне по-прежнему паршиво. Пойду-ка я прилягу, хорошо?

И не дав Максу сказать больше ни слова, она ушла.

За неделю после звонка мистера Кевина Энди не поделилась новостью ни с единой душой. Ни с Эмили, ни с Лили, ни с матерью и сестрой, ни, разумеется, с мужем. Ей требовалось время подумать, а не масса непрошеных советов и мнений и, уж конечно, не неизбежные радостные поздравления. С одной стороны, новость была великолепная. Ребенок! Энди не принадлежала к тем девочкам, которые уже в десять лет взахлеб выкладывают все подробности своей будущей свадьбы, от ткани платья до оттенка букета, но она всегда знала, что хочет быть матерью. Когда-то она мечтала, чтобы к тридцати годам у нее было двое детей, мальчик и девочка (первый, конечно, мальчик). Став старше, она поняла, что двое детей к тридцати годам – да даже один ребенок к тридцати! – это немного рановато, и Энди изменила уравнение. За период с двадцати пяти до тридцати лет она пришла к выводу, что идеальный вариант – это двое или даже трое малышей, рожденных ею в возрасте от тридцати до сорока. Первые двое, мальчик и девочка, родятся с разницей в два года – это гарантирует им близость и дружбу, несмотря на разность пола. А третий ребенок, девочка, появится еще через три года – достаточно, чтобы Энди успела отдохнуть, но не состариться, и чтобы новый ребенок стал лучшей подружкой старшей сестренки и зеницей ока для братика.

Полученную новость слегка омрачало непредвиденное обстоятельство (речь не о пикантной подробности, что Энди вышла замуж беременной, хотя это, конечно, сообразит каждый, кто умеет считать до десяти). Она просто не была уверена, что может доверять отцу своего ребенка. Энди едва не предложила Максу пожить отдельно всего за минуту до того, как узнала о будущем ребенке. Кроме того, ее ненавидит свекровь. Но тут произошел пресловутый переломный момент. Логические доводы, с помощью которых Энди убедила себя, что должна уйти от Макса, если он все-таки изменил ей с Кэтрин, – в конце концов их связывает лишь официальный документ, несуществующие детки при разводе не расстроятся, – бесследно испарились от пластикового стаканчика мочи и телефонного разговора с медбратом.

Свет в комнате погасили, и из кухни вышла миссис Сакс, неся пирог, украшенный горящими свечами. Все запели.

– Здесь все мои сорок два годика, мам? – уточнила Джил.

– Сорок три, одна на следующий год, – поправила мать.

Мальчики и Кайл допели пронзительную версию «С днем рождения тебя» и потребовали от Джил загадать желание.

– Хочу, чтобы муж сделал вазэктомию, – пробормотала она себе под нос, наклонившись над тортом.

Энди чуть не подавилась кофе. Сестры скисли от смеха.

– Что ты сказала, мамочка?

– Я пожелала здоровья и счастья моим детям, мужу, сестре и матери, – ответила Джил и задула свечи.

– Эй, ты чего? – спросил Кайл, пихнув Энди локтем в руку – он протягивал ей кусок торта на бумажной тарелке. Но Джона оказался проворнее: тарелка исчезла, не успела Энди и глазом моргнуть.

– Джона! Отдай немедленно торт своей тете! Ты знаешь правила – сначала дамам!

Джона, уже занесший вилку над слоем глазури, с несчастным видом поднял глаза. Энди рассмеялась:

– Пусть ест, я следующий возьму.

Вилка Джоны немедленно вонзилась в торт. Он сунул большой кусок в рот и благодарно улыбнулся Энди, обнажив перемазанные шоколадом зубы.

Кайл благополучно передал ей второй кусок торта – на сей раз на него никто не покусился, – и внимательно посмотрел на невестку:

– Кроме шуток, Энди, у тебя все в порядке? Ты выглядишь какой-то… усталой.

Усталой. Замечательный нью-йоркский эвфемизм выражения «по непонятной причине у тебя жуткий вид». Да, пожалуй, Энди устала. От тысячи разных причин.

Она натянуто улыбнулась:

– А, просто много работы, потом еще свадьба и все остальное. А тут еще командировка на Ангилью.

Кайл вопросительно поглядел на нее.

– В выходные на Ангилье состоится свадьба Харпер Холлоу и Мака. Я о ней пишу. Мак хотел сыграть свадьбу в каком-то переделанном звуковом павильоне во Фресно, они там, по-моему, познакомились на гастролях, но Харпер, к счастью, настояла на отеле «Вайсрой».

– Везет тебе, – сказал Кайл. – На эту свадьбу мечтает попасть весь мир, а ты на нее едешь!

– Скажи, фантастика? У Энди лучшая в мире работа, – поддакнула Джил, промакивая что-то большое и страшное на своем плече.

Хотя Энди инстинктивно пугалась, когда кто-нибудь говорил, что ей чертовски везет, сейчас она не могла не согласиться – работа у нее замечательная. Она обожала создавать что-нибудь с нуля, пестовать новые идеи от смутного представления до вылизанных макетов и готовых очерков. Процесс творческого созидания был интересен ей на каждом этапе: сначала вдруг рождалась удачная идея, потом писалась статья, несколько дней отводилось на редактуру, и еще неделя – на планирование номера. Разнообразие не давало заскучать, впереди всегда ждали новые задачи, но больше всего Энди нравилось быть начальницей самой себе.

Когда Эмили предложила Энди вместе издавать собственный свадебный журнал, та категорически отказалась. Они тогда устроили себе СПА-выходные по случаю второй годовщины своего примирения – по сути дела, нового знакомства; автором традиции стала Энди, спохватившаяся, что целый год копила на отпуск, а ехать в результате оказалось не с кем. Несмотря на недавнюю (и импульсивную, по мнению Энди) свадьбу с Майлсом, который был старше на пять лет, работал продюсером телевизионных реалити-шоу и сумел сделать свой новый проект настоящим хитом, Эмили согласилась оставить новоиспеченного мужа на четыре дня ради СПА-процедур, солнца и песка в компании Энди. Обнаженные, они сидели в самой горячей из трех ванн в СПА «Мандарин ориентал» на Майянской Ривьере. Они только что выдержали массаж горячими камнями в комнате для романтических парочек с видом на океан и вернулись в женскую зону релаксации. Эмили бросила свое полотенце на шезлонг и немного потанцевала от удовольствия, после чего отпила имбирного чая, откусила кусочек кураги и медленно – очень-очень медленно – опустилась в дымящуюся воду. Энди завистливо поглядывала на классические пропорции бедер и талии подруги, на ее идеальную грудь, подтянутые ноги и круглый зад без грамма целлюлита. Сама Энди была худощавой, в ее теле не было спелости Эмили, его словно нарисовали прямыми линиями и углами. Не зная, с какой стати ей так стесняться перед лучшей подругой, Энди все-таки дошла в полотенце до самого края ванны и опустилась в воду за три секунды. Эмили оживленно щебетала, а Энди сосредоточенно следила, чтобы плечи не поднимались выше уровня маленьких бурлящих водоворотов. Она чувствовала себя некомфортно, хотя вода полностью скрывала ее наготу.