Коэл замешкался, натянув голенище до половины. Конечно же, он помнил тот год. Отлично помнил.

Ланс вернулся с войны загорелый, продубленный морскими ветрами, просоленный брызгами, хромающий на левую ногу: браккарское ядро сбило мачту на галере, где он возглавлял абордажную команду, и тяжелый окованный рей ударил менестреля по лодыжке. Альт Грегор отделался тогда сильным ушибом, хотя лекари первоначально в один голос предполагали перелом. Превозмогая боль, он пошел на абордаж впереди своих солдат, когда галера, таранив вражескую каракку, намертво сцепилась с ней. В яростной схватке Ланс заколол троих браккарцев, неизвестно сколько ранил, полосуя направо и налево шпагой и кинжалом, и в конечном итоге захватил судно. Битву в проливе Бригасир трагерцы выиграли благодаря численному преимуществу, но подход главной эскадры короля Ак-Орра тер Шейла из Дома Белой Акулы решил исход войны. Когда двадцать семь тяжелых каракк выстроились на рейде бухты Эр-Трагера, галеры адмирала Жильона альт Рамиреза спрятались под защиту прибрежных скал и сухопутной артиллерии, сосредоточенной в трех фортах. Но браккарцы открыли ураганный огонь, в течение одной стражи навесной стрельбой оставив от трагерского флота одно лишь воспоминание, а потом один за другим подавили все береговые форты. И, недолго думая, принялись бомбардировать припортовые кварталы, не жалея ни ядер, ни пороха. При этом не поддавалось объяснению, почему мощные и дальнобойные орудия трагерцев не могли добросить начиненные порохом железные шары до браккарцев, а те с легкостью превращали оборону города в груду битого щебня вперемешку с окровавленными телами.

Великий князь Трагеры, он же главнокомандующий, запросил мира, выплатив огромную, просто не поддающуюся пониманию контрибуцию и разрешив браккарцам беспошлинную торговлю во всех портах своей державы на неопределенный срок. И если принять во внимание нахрапистость и цепкость островитян, то, скорее всего, навсегда.

Ланс вернулся с пустыми руками, поскольку скудное жалованье наемника, полученное от великого князя, спустил на костоправов и девиц легкого поведения Эр-Трагера. Вернулся злой, но наполненный до краев новыми замыслами. Композиции просто выплескивались из него.

Три выступления при дворе герцога Лазаля, почти дюжина в городских особняках самых знатных Домов. Не прошло и месяца, как менестрель из полунищего ветерана неудачной войны превратился в богача, в чьих карманах золото не помещалось, а душа просила радости, веселья и любви. Кутежи, дуэли, пьяные драки…

Друзьям, которые в силу привычек и занимаемого положения при дворе герцога не разделяли пристрастий альт Грегора, волей-неволей приходилось сопровождать его и участвовать во всех проказах. Регнар, плохо переносивший вино и недосып, осунулся и уже испуганно озирался на каждый громкий окрик, опасаясь нового предложения отправиться в ближайшую харчевню. Коэлу приходилось чуть легче – он мог выпить больше Ланса и не упасть под стол. Зато дома его дожидались четверо детей, из которых один – новорожденный, и недовольная кутежами супруга Жермина. Она всегда полагала, что усердная и преданная служба позволит возвысить Дом Радужной Рыбы если не вровень с Домом Охряного Змея или Серебряного Барса, то уж с Домом Сапфирного Солнца точно.

Но Коэл, к собственному стыду, увлекся похождениями друга и принимал в них самое деятельное участие. Случалось так, что, передав дворцовой челяди «утомленного вином», как они говорили, Регнара, альт Грегор и альт Террил продолжали гулять до утра. Платил-то за все Ланс, не считаясь с расходами. Вот только менестрель пользовался возможностью отсыпаться до полудня после каждой попойки, отдыхать, набираясь сил перед очередным выступлением или новыми приключениями, а Коэлу приходилось спешить на службу, вылив на голову два-три ведра ледяной колодезной воды.

Наконец Жермина, не выдержала и закатила мужу грандиозный скандал, а после нажаловалась герцогу. Его светлость вызвал Коэла и основательно «взгрел» его, пообещав для острастки упрятать на пару деньков в подземелье, где найдется время подумать и осознать порочность разгульного образа жизни.

Капитану стражи пришлось подчиниться: в его сердце чувство долга всегда перебарывало тягу к развлечениям. Не то что у Ланса…

Менестрель отправился, как ему тогда казалось, спасать друга. Без особого труда добился встречи с герцогом, принялся требовать, чтобы свободу выбора Коэла не утесняли дурацкими ограничениями.

– Свобода действия, свобода выбора, свобода слова – вот главные права каждого, – сказал он тогда, ссылаясь на древнейшие привилегии дворянства двенадцати держав.

Возможно, на правителя помягче его слова и произвели бы впечатление. Но не на Лазаля. Он заявил, глядя на альт Грегора твердо и чуть насмешливо, что Дом Черного Единорога тоже относится к дворянским родам и имеет право на все свободы в той же мере, что и Дом Багряной Розы или Дом Радужной Рыбы. А посему он имеет право держать на службе обязательного и ревностного капитана стражи, а не забияку и кутилу. А кроме того, герцогскому двору готовы предложить свои услуги десятки менестрелей, музыка которых пускай и уступает великолепием и изысканностью творениям магии альт Грегора, но достаточно хороша для слуха большинства аркайлских дворян. И божественные переливы семизвучий и девятизвучий – сомнительная плата за ни с чем не сравнимое удовольствие ежедневно выслушивать жалобы на поведение великого Ланса альт Грегора.

Менестрель вспылил, наговорил дерзостей. К счастью, удержался от слов, которые можно было счесть за оскорбление сюзерена. Но, зная острый язык друга, Коэл догадывался, что Ланс балансировал на волоске.

В тот же вечер альт Грегор объявил, что покидает Аркайл. Закатил чинную вечеринку для друзей и поклонников, где вместо вина подавали ключевую воду, а вместо мяса – запеченные в золе клубни земляного яблока. При этом менестрель играл на свирели и скрипке-секунде тягучие заунывные мелодии, напоминающие о заупокойной службе, оделся в долгополый кафтан лилового цвета и украсил правый рукав белым траурным бантом. На удивленные вопросы гостей возводил глаза к закопченному потолку и пояснял, что хоронит прежнюю разгульную жизнь, превращаясь в самого постного и благочестивого менестреля, каких только носила земля. Приглашенные – а как иначе? – Коэл и Регнар ждали развития событий, но Ланс не позволил себе какой-либо бесшабашной выходки. Хотя мог… Случалось такое в прошлом. Тихий и умиротворенный менестрель вдруг взрывался, подобно бочонку с огненным зельем. Но в этот раз он довел игру до конца, притворно зевая за ужином и вздыхая, не допустив ни единого крепкого словечка или соленой шутки. Попрощался с гостями в конце четвертой стражи, назидательно произнеся:

– Рано в кровать, рано вставать – горя и хворей не будете знать.

Наутро приказал недавно нанятым слугам – близнецам Бато и Бето – укладывать инструменты и собирать вещи.

Аркайл не понял тонкой и чувствительной натуры великого музыканта, Аркайл должен был поплатиться за свою черствость.

Он уехал и четыре года странствовал из державы в державу, из города в город, из замка в замок. Письменных вестей о себе Ланс не присылал, и друзья узнавали о его достижениях (равно как и о творимых безобразиях) из слухов и от общих знакомых. На время альт Грегор позабыл о войнах, развлекаясь лишь редкими дуэлями, стал умереннее в возлияниях и позволил себе не более полудюжины легких интрижек, если не считать, конечно, истории с княгиней Зохрой с острова Айа-Багаан.