– Должно быть, он облюбовал это место довольно давно, когда я был в отъезде, – объяснил Кен. – Чак дикий, приходит и уходит, когда захочет. В последнее время он редко показывался. Не любит новых людей.

Чудище оказалось котом. Согнувшись, Китти присмотрелась к нему. И правда кот. Ну вроде того. Грязный, с проплешинами на шкуре от вырванных клочьев шерсти, с торчащими ребрами и самыми большими зелеными глазами, какие ей только доводилось видеть, что придавало ему сходство с птенцом страуса.

– Чак не больно жалует людское общество, – добавил Кен, – но он тебя не тронет. Я тоже не причиню тебе зла, Златовласка.

– Ха-ха.

– Иди ко мне, кис-кис. – Не дожидаясь ответа, он шагнул к ней. В его глазах промелькнули опасные огоньки, в которых угадывалось множество потаенных мыслей. Китти чуть не задохнулась от волнения. Сердце ее затрепетало.

– Я хотела здесь переодеться.

– Знаю. – Остановившись рядом, он склонил голову набок и внимательно оглядел ее от макушки до пяток, задержав взгляд на расстегнутых брюках. – Отныне мой любимый цвет – бледно-розовый.

При виде выражения его насмешливых глаз, горящих желанием, по телу Китти пробежала жаркая дрожь.

– Ты мог любоваться этим цветом в кладовке, сколько вздумается. Но выбрал горные лыжи.

– Я болван, законченный болван.

Их лица почти соприкасались. Китти посмотрела ему в глаза, потом задержала взгляд на его губах.

– Китти, – выдохнул он тихим, волнующе хриплым голосом и, подняв руку, коснулся ее рта. Она закрыла глаза, чувствуя, как пылают губы в ожидании поцелуя…

Аккуратно сняв с нее очки, Кен жадно, нетерпеливо впился в ее рот. Ее тело стало мягким и податливым, как тающий воск, его же плоть, казалось, обратилась в камень.

– Еще один поцелуй, – прошептал он, прильнув губами к ее шее.

– Пусть будет два…

С тихим смехом Кен скользнул ладонями по ее спине, по мягкой шерсти свитера, и Китти захотелось выгнуться дугой и замурлыкать.

– Боже, как приятно тебя трогать, – вырвалось у него.

– Мне тоже нравится.

– Лыжи, – шепнул Кен, касаясь губами ее губ, потом медленно отвел руки и отступил на шаг. Кивнув, он тяжело перевел дыхание. – Я буду ждать тебя в холле.

Когда он скрылся за дверью, Китти протяжно вздохнула, потом стянула брюки, на этот раз предусмотрительно сняв ботинки, и надела лыжные лосины. Кен был прав, они отлично ей подошли.

Подойдя к столу, она наклонилась, чтобы взглянуть на Чака.

– Эй, милашка, что ты думаешь?

Кот и ухом не повел. Только смотрел на нее своими печальными страусиными глазами.

– Ты прав. Я напрашиваюсь на неприятности. – Китти протянула руку, чтобы погладить кота, но тот отвел уши назад и угрожающе зашипел. – Ладно, будь по-твоему, но я подберу ключ к твоему сердцу.

Стесняясь лосин, чересчур откровенно облегавших ноги, она вышла в холл, где, подпирая стену, стоял и ждал ее высокий, темноволосый, безумно красивый мужчина с пылающим взглядом.

– Выглядишь потрясающе, – произнес он. От этих слов Китти бросило в жар, но Кен уже протягивал ей куртку, шапку и пару перчаток. – Я последний идиот, раз заставил тебя все это надеть, – огорченно пробормотал он, наблюдая, как она одевается. Казалось, воздух между ними накаляется и дрожит, полный острого, почти осязаемого неутоленного желания.

Взаимного желания.

Китти решительно расправила плечи. Она понятия не имела, куда их все это заведет, но ей внезапно захотелось промчаться вниз по склону.

– Давай это сделаем. Давай съедем с горы.

Кен объехал весь мир в поисках нового импульса, способного вернуть его к жизни, но ничего не нашел. И вот теперь этим импульсом стала для него женщина.

Он определенно потерял рассудок.

Нет, вначале Китти потеряла брюки, а уж потом он потерял разум. Она стояла посреди комнаты полураздетая, в одном свитере и восхитительно сексуальных трусиках. Испуганная из-за Чака.

И из-за него.

Кен мгновенно завелся.

И она тоже, черт побери.

Ладно, может, это звучало хвастливо и самонадеянно, но не из-за кота же ее отвердевшие соски вырисовывались под тонким свитером.

Теперь она была одета с ног до головы в самое лучшее горнолыжное облачение.

Дьявольщина! Кен вернулся домой в надежде, что здесь к нему вернется способность чувствовать. Так и случилось. Но, похоже, заодно он напрочь лишился способности соображать.

Подхватив свой сноуборд и лыжи Китти, он повел ее к гаражу и указал на ратрак.

– Это самый быстрый способ добраться до горы. Ты готова?

– Я готова ко всему. Вопрос в том… – Она лукаво изогнула бровь. – Готов ли ты?

Кен рассмеялся:

– О, я в полной боевой готовности, с тех пор как тебя встретил. Залезай.

Китти оглядела машину, которая всего неделю назад привела ее в ужас, и с тяжелым вздохом забралась в кабину. Кен с восхищением задержал взгляд на ее бедрах, обтянутых лосинами. Ему живо представились розовые трусики… но, помимо острого прилива желания, он почувствовал что-то еще.

Кен знал: что бы ни говорила Китти, как бы весело ни улыбалась, она все еще боялась ратрака.

Но полностью владела собой.

Все женщины, встречавшиеся Кену в жизни, делились на две категории: поклонницы сноуборда и охотницы за богатством. Китти была другой. Она явно не собиралась оплетать его лестью и угождать, восхваляя до небес и питая его самолюбие. Кроме того, похоже, она ничего не пыталась от него заполучить.

Наверное, она понятия не имела, как это притягательно для парня вроде него. Усевшись в кабину следом за ней, Кен завел мотор. От него не укрылось, что Китти испуганно вцепилась в сиденье.

– Все будет в порядке, – заверил он ее.

– Знаю. Надеюсь, как-нибудь на днях, мы все же займемся тем, что у меня хорошо получается.

– А что у тебя хорошо получается?

Китти лукаво улыбнулась:

– Угадай.

Кен с удивлением снова ощутил острый укол желания, что показалось ему забавным.

– Лучше ты мне скажи.

– Ну, это была твоя идея, верзила. Ты мог бы остаться в кладовке. Со мной. Без одежды. А я неплохо смотрюсь без одежды.

– Готов поклясться, что так и есть.

– А я надеялась увидеть, как выглядишь ты.

Кен засмеялся, чувствуя, как желание разгорается все сильнее.

Он мог оберегать свое сердце, сколько ему вздумается, но было поздно. Китти смела его оборону, как карточный домик, и уложила его на обе лопатки. Ему оставалось лишь признать поражение.