– Этот крестьянин читал Адама Смита? – прислушавшись, переспросил у Давыдова граф де Сен-Клер. Нынче он уже считался не пленным, а перебежчиком, почти что своим, и конечно же был приглашен на пир.

– Просто я услышал слово «капитал», господин полковник…

Тут уж ничего не поделать – пришлось уж Денису переводить, староста французским языком не владел, а граф едва-едва лопотал по-русски.

– Тут дело не только в капитале, мон шер, – француз-то оказался ушлым! – Дело в свободных рабочих людях. Которых вы и могли бы нанять.

– Он и нанимает, – перевел Давыдов. – Только, говорит – глаз да глаз. Подгонять все время надо – ленятся.

Сен-Клер насмешливо скривил тонкие губы:

– Потому и ленятся, что не на себя работают, а на своего господина. Как это у вас называется – «на оброк». Вот, если бы они были свободны…

– Браво, любезнейший граф! – Денис хлопнул в ладоши и громко расхохотался. – Вы рассуждаете, как заядлый вольтерьянец! Робеспьер бы лучше не сказал.

– Робеспьер – это зло! – резко возразил француз. – Зло, породившее другое зло – Узурпатора!

– Который, однако же, высказывает те же идеи, что и вы, мой любезнейший друг! – не преминул уесть Давыдов. – Относительно свободного труда и наемных рабочих. Что ж вы до революции-то крестьян своих от оброка да барщины не освободили? Ждали, когда рванет? Вот и рвануло.

– У вас тоже так может, – ухмыльнулся граф.

Денис лишь развел руками: а что ответить-то?

Впрочем, у крепостной системы неожиданно объявились защитники, в лице только что вошедших гостей – Арсения Половцева и его друга Вольдемара Северского, поэта. Не столь уж и плохого поэта, как не так давно заметил Дэн.

Выпив шампанского, они тут же ввязались в глубокую дискуссию относительно положения человека в обществе и его возможности – либо невозможности – это положение исправить. О социальных лифтах речь шла, о социальном статусе, о социальной роли… Как раз недавно Дэн сдавал в Академии зачет по социологии и тоже мог бы вполне квалифицированно принять участие в споре…

Недавно…

Господи! Это только кажется, что недавно. Сколько лет-то прошло! Восемь! Да… где-то так… восемь… Как-то там друзья, подружки? Поди, при должностях все – до капитанов уж точно дослужились, а кто и майор уже. Это если в полиции или в следственном комитете… А ведь кто-то наверняка в суд подался, в прокуратуру, в юрисконсульты, в адвокаты, может… Те же девчонки – вполне могли, Ольга та же… Что ей в полиции-то зря сиськи мять? Когда и федеральным судьей и помощником прокурора можно.

«Сиськи мять» – это было такое местное деревенское выражение, кое следовало понимать не буквально, а в переносном смысле – шататься без дела или заниматься какой-то нудной и не особенно приятной работой и никак не решиться ее поменять. Так староста Викентий на дворовых девок покрикивал: «Эко, кобылищи! Пастух уж стадо пригнал, а вы тут сиськи мнете! А ну, на дойку все!»

Дэну вдруг остро захотелось увидеть кого-то из своих… из бывших студентов. Такая тоска, бывало, накатывала на него после какого-нибудь особенно рискованного и трудного дела. Как вот сейчас…

Черт побери… Черт побери, а где же Сонечка?

– А что с вашей сестрой, дружище Арсений? Почему же она не пришла? Или припозднилась просто?

– Сестра? – молодой человек еще не отошел от спора. Бледное вытянутое лицо его пошло красными пятнами, глаза блестели. – Ах, Сонечка… Ей нездоровится что-то…

– Нездоровится? – встрепенулся Денис. – Как? Что случилось? Неужто простудилась, заболела? Так надо же…

– Так она дома, лечится, – Арсений покусал губы. – Отвар попила да решила сегодня спать лечь пораньше.

– Что ж…

До усадьбы было не так уж много. Велев срочно подать коня, Давыдов птицей метнулся в седло и, бросив лошадь в аллюр, понесся по скользкой дороге. Уже стемнело, но гусар знал путь как свои пять пальцев. Знал, где надо свернуть, а где придержать коня на ухабах…

Скорей! Скорей! Что там, интересно, случилось? Какая такая хвороба… Беспокоиться очень даже стоило – в эту эпоху любое ОРВИ могло стать смертельным, не говоря уже о гриппе или пневмонии.

Скорее… скорей!

Хлестнули по лицу мокрые ветки. Брызнула из-под копыт грязь. Денис придержал коня, спешился, переходя утлый мосточек через неширокий ручей, хорошо видный в призрачном лунном свете. Дальше уже будет получше, по крайней мере – светлей. Почти сразу за мостиком дорожка выходит из леса и тянется пологим берегом Угры. По ней и…

Чу! Дэн вдруг прислушался, затаил дыхание. Что-то чавкало позади! Нет – кто-то скакал! И кому что-то понадобилось ночью? Французский разъезд? Очень может быть…

Вытащив пистолет, Давыдов взвел курок…

– Денис Васильевич! Господин полковник! Это вы тут?

Ломкий мальчишеский голос… крик…

Господи… Розонтов! Этого-то еще куда понесло? Не надо было ему наливать столько… почти ведь ребенок еще.

– Корнет, вы как здесь?

– За вами, господин полковник… с-скачу…

Резко осадив лошадь, юноша спешился и едва не ухнул в ручей. Хорошо, Денис Васильевич вовремя ухватил его за рукав:

– Тихо, тихо… Спокойно, Николай! Значит, ты за мной…

– По приказу поручика Макарова! Чтоб сопроводить… Мало ли что!

– Ишь ты, мать ити, защитники выискались! – в сердцах выругался Давыдов. – Сопли до пупа… Да кого мне тут опасаться-то? Кругом родной партизанский край. Да ни один француз в лес на ночь глядя не сунется.

– Ой, Денис Васильевич… У нас ведь как говорят? И на старуху бывает проруха! Лишняя пара пистолетов и сабля – никогда лишней не будет.

– Так ты и пистолеты прихватил?

– А как же, господин полковник?! Вот!

– Убери, убери… – Денис поспешно затолкал пистолеты в седельные кобуры. – Еще выстрелишь ненароком.

Вообще-то парень был прав. Как и пославший его Макаров. Все правильно – мало ли? Раз уж сам Наполеон велел при поимке пристрелить. Просто пристрелить, как собаку. Видать, сильно он, Денис Давыдов, императора французов достал! Да уж, что и говорить – достал конкретно. Если, конечно, граф не соврал… Да ведь не похоже.

Взобравшись в седло, про Сен-Клера заговорил и корнет, уже немного протрезвевший от бешеной скачки:

– Мы так решили – французу не доверять. Француз – он француз и есть. Вражина! Ухо с этим графом надобно держать востро. Так все сказали.

– Да кто все-то? – подогнал лошадь Дэн.

– Все наши гусары… и еще – помещики, Арсений с Вольдемаром, – охотно пояснил Розонтов. – Они французу морду уже бить собрались – так он их всех разозлил! Дворян обозвал тиранами! За то, что мужиками владеют. Так ведь, Денис Васильевич, кому ими еще владеть-то, как не нам? Французам, что ли?