— Это его право, — холодно констатировала Домини.

— Да, у него есть права, — Берри приподнял ее подбородок и рассматривал лицо в золотой маске, — но у меня есть кое‑что другое.

— Разве? — неуверенно спросила она.

— Я владею твоим сердцем, Домини… Я уверен.

Все замолкло и застыло, стоило ему произнести это, словно тамариски и плющ замерли и прислушались. Опасно сладкий момент, полный воспоминаний о юношеских обещаниях и свободе. Домини чувствовала прикосновения знакомых рук. Слезы встали комом в горле, и ее охватило страстное желание открыть Берри все. «Возьми меня, — хотелось ей сказать. — В гавани много лодок, и к утру мы могли бы быть за много миль отсюда. Увези меня, Берри, и мы снова станем молодыми и беззаботными, как когда‑то…»

— Почему ты вышла за него, Домини? — Голос Берри так же нетерпелив, как и руки. — Я знаю, он красив, как дьявол, обладает положением и властью, но все это для тебя не имеет ровно никакого значения… если ты не любишь его. Скажи мне, Домини!

— Я… я не могу… тут замешаны другие люди…

— Мужчина?

— Да.

— Боже! Что случилось с тобой, Домини? Что изменило очаровательное, веселое, с открытым сердцем дитя, в которое я влюбился?

Она молча покачала головой, чувствуя, как ослабли его руки, вырвалась и поспешила назад, в клуб. Ветка инжирового дерева зацепилась за ее волосы, когда она пробегала мимо него, и Домини не заметила, что раздавленный цветок плюща прицепился к ее кружевному платью.

В зале снова танцевали, и взгляд ее окинул танцующие пары. Рядом с одной парой все другие померкли — Поль и смеющаяся Алексис в его объятиях. Чьи‑то пальцы дотронулись до руки Домини, и, повернувшись, она встретила взгляд Кары, глаза которой оглядели ее лицо и волосы. Потом почти незаметно Кара стряхнула цветок плюща с платья Домини.

— Никки оставил меня и танцует со светловолосой гогочущей Сьюзи Ванхузен, — она улыбнулась. — Поль танцует с Алексис, но ты не должна беспокоиться.

— Я и не беспокоюсь, — сказала Домини и увидела, как Кара нахмурилась под маской и взглянула в сторону стеклянных дверей, где в этот момент появилась высокая фигура с львиной головой — Берри Созерн.

Он сразу посмотрел на Домини с Карой, и хотя оба — и он, и Домини — оставались в масках, у Домини появилось неприятное чувство, словно девушка, стоящая с ней рядом, сорвала с них маски. Носком зеленой туфельки Кара раздавила цветок плюща… она поняла, что жена ее брата и Берри были в саду вместе… и разговаривали они не как незнакомцы, которыми притворялись.

— Кali mera![14] — поздоровалась Кара, выходя на балкон, где завтракала Домини, и подсела к столу. Вчера они поздно возвратились из «Венецианского карнавала» и Домини проспала, а проснувшись, обнаружила, что Поля в постели уже нет. Кара, деловито наполняя свою тарелку жареной икрой и помидорами, сообщила, что они с Никосом отправились в турецкие бани в центр города.

— Никое просто очарователен, — заметила Домини, наливая себе кофе и добавляя в чашку сливки. Утро было великолепное, солнечные лучи ласково гладили ее волосы, распущенные по плечам поверх халатика.

— Он хорошенький маменькин сынок, — презрительно сморщила носик Кара, уплетая свой завтрак. — Тетя Софула зря беспокоится — мне вовсе не нужен ее драгоценный сыночек. Как кузен он мне нравится, но стоит ему дернуть меня за волосы, тетя тут же начинает ко мне придираться. Мне это страшно надоело.

— Бедняжка Кара! — Домини улыбнулась ей поверх кофейной чашки. — А не хотела бы ты поехать погостить к нам с Полем в дом на Орлином утесе?

Кара перестала жевать и вытаращила на Домини свои огромные черные глазищи. — Да я бы хотела этого больше всего на свете, — сказала она. — Ты это серьезно? Вы с Полем так недавно женились… не буду ли я вам мешать?

— Дом большой, — засмеялась Домини. — Там вполне хватит места для такой крохи, как ты.

— А что скажет Поль? Ты спрашивала разрешения?

— Да, я попросила у хозяина разрешения, — сухо ответила Домини. — Он согласен со мной, что тебе неспокойно в доме тети. Он, как и я, хочет этого.

— Домини, я просто в восторге. — Глаза у Кары засияли, как омытые росой вишни. — Мне очень хотелось проводить побольше времени с Полем, но я боялась вам мешать.

— Как ты можешь помешать, когда мы оба тебя любим? — Домини намазала маслом кусочек тоста и положила сверху густого греческого меда.

— Медовый месяц для двоих, — просто сказала Кара. — Это время очень сложное и важное, и я не хотела бы испортить все фальшивой нотой.

— Дорогая моя, — нежно улыбнулась ей Домини, — никто с таким тонким слухом, как у тебя, не может издать фальшивой ноты. Мы с Полем думаем, что ты станешь счастливее с нами, а я буду рада твоему обществу, пока Поль работает в своем кабинете.

— Это интересно. — Глаза у Кары снова разгорелись. — Под домом есть пляж, и много пещер, которые можно исследовать, дельфины играют и плавают в лагуне. Поль не будет работать все время, верно? Он любит плавать… Они с Лукасом всегда плавали, как морские львы.

Кара отодвинула в сторону тарелку и выбрала из гнезда листьев румяный персик. Ресницы ее отбрасывали глубокие тени на щеки, пока она гладила пальцем бархатистую кожицу персика.

— Знаешь, Лукас очень любил нырять в глубину.

— Голос у нее задрожал, и несколько секунд потребовалось ей на то, чтобы взять себя в руки. — На глубине океана существует целый мир, красочный и таинственный. Он часто нырял со специально сделанной для подводных съемок камерой, и в маске походил на блестящего Нептуна. Он, бывало, фотографировал анемоны с их извивающимися щупальцами, коралловые деревья, гроты, словно созданные для Ундины. В этом смысле Лукас был очень талантливым художником, и, как любая страсть, это увлечение заставляло его забывать о времени, страхе, обо всем.

Сестра Поля подняла взгляд и обнаружила, что Домини смотрит на нее глазами, полными глубокого сострадания. Окруженные темными густыми ресницами глаза передавали малейшее изменение настроения.

— Мы вышли на яхте Поля, — продолжила Кара, — и Лукас нырнул с борта со своей фотокамерой, едва мы отошли подальше в море. Алексис загорала на палубе. Поль стоял у руля, а я играла на цитре, и мы все сочиняли смешные стишки и пели. День был, как сейчас, Домини, с греческими островами, зеленеющими в дымке, с чайками, то взлетающими над водой, то опускающимися навстречу собственному отражению. Царил покой и умиротворение… Пока вдруг Алексис не заметила, как обычно лениво, не беспокоясь по‑настоящему, что Лукас, должно быть, соблазняет Ундину на ее подводной постели. Уж очень долго его нет. Ногти Кары так глубоко вонзились в персик, что из него брызнул сок.

— Алексис любит делать подобные замечания, и мы к ним привыкли, но Поль не засмеялся. Он позвал с камбуза нашего micro, чтобы он встал у штурвала, добавил, что нырнет посмотреть, все ли в порядке у Лукаса, и оделся для глубоководного погружения…