Следом группу возглавил Владимир Иванович Старцев, прокурорский полковник, иначе говоря, старший советник юстиции, — человек спокойный, умеющий вгрызаться в дело, в расследование по макушку…

При нем следствие стало опережать оперативников: скажем, следствие делало выводы — правильные, точные, а оперативники лишь некоторое время спустя, часто с большим опозданием, добывали подтверждающие факты. Это Вельский понял сразу же, как только познакомился с делом об убийстве Влада.

Старцев тоже ушел — еще до появления Вельского в Генпрокуратуре в новой должности, и Вельский очень жалел, что ему не удалось поговорить со Старцевым. Следственную группу возглавил третий «важняк», перешедший в прокуратуру из Министерства внутренних дел, — советник юстиции Петр Георгиевич Трибой.

Что же касается оперативников, то у Вельского возникло ощущение, что они что-то недоговаривают, может быть, даже боятся… Только кого может бояться боевой офицер, занятый оперативной работой, который и на пистолет в случае необходимости готов пойти, и на нож, и на толпу озверелых краснопиджачных «быков»? Оказалось, есть такие, кого боятся храбрые оперативники…

Вельский не поверил, когда услышал ответ на этот вопрос. «Страшилищем» оказался Бейлис.

— Бейлис? — переспросил генеральный прокурор, ему показалось, что он ослышался.

— Так точно. Бейлис.

Вельский удрученно покачал головой. Дошли, что называется, доехали… Скоро дышать уже нечем станет. Камо грядеши, милая Россия?

Вот тебе и «камо грядеши»? Куда ведут слепую безголосую Россию, туда она и идет.

Создавалось впечатление, что идет она на заклание.

«Показания Воробьева И.Б., данные в Тюменском следственном изоляторе, были тщательно проверены, — записал Вельский в своем дневнике. — Оказалось, что ни сам Воробьев, ни его знакомый. Кошу, ныне якобы выехавший в Голландию, ни президент Инкомбанка — человек в российской политической жизни очень приметный, ни некое лицо, являвшееся в прошлом начальником КГБ города Пушкино Ленинградской области, ни преступный авторитет Второв по прозвищу Двушка никакого отношения к убийству Влада не имеют.

Воробьев был уличен во лжи и изменил свои показания. Назвал ряд других лиц. Новая информация также была проверена — и также не подтвердилась.

В конце концов Воробьев признал, что давал ложные показания «с целью получения послабления в режиме содержания», как было сказано в служебной записке, поданной руководителем следственной группы генеральному прокурору».

Вельский, прочитав записку, невольно погрустнел: Воробьев — это обычная, ничем не прикрытая «подсадная утка», этакий источник вранья, которым оперативники пытаются прикрыть свою беспомощность.

Дай Бог, чтобы это был единичный факт увода следствия в сторону.

Бейлис заматерел, его теперь невозможно было взять ни голыми руками, ни руками вооруженными — охраняла его уже целая наемная армия.

Свою служебную территорию-офис Бейлис обнес броневым листом — ни одна пуля не возьмет, стенки офиса также укрепил металлом и сидел теперь там, будто в крепости. Охрана не смыкала глаз круглые сутки, подобраться к офису незамеченным было невозможно, туда не могли войти даже сотрудники правоохранительных органов.

То же самое Бейлис сделал и за городом, у себя на даче, — обнес свой огромный участок броневым листом, затратив на забор денег столько, сколько хватило бы на постройку еще двух роскошных особняков. На собственную безопасность Бейлис денег не жалел.

Оперативники и так пробовали подступиться к нему, и эдак — и каждый раз натыкались на глухую железную стену. Они не могли проникнуть в мир Бейлиса — ни в его офис, ни в его дом, ни в его дачные владения. А следователям очень важно было знать, чем занимается Бейлис, что замышляет, с кем входит в контакт, о чем говорит, — словом, все, все, все. Раскусят они эту фигуру — и убийство будет раскрыто.

Необходим был срочный обыск в офисе Бейлиса. Если невозможно к этому человеку подойти со стороны, обходным маневром, то надо брать его в лоб.

Вельский не возражал против обыска и, когда Трибой пришел к нему с такой просьбой, сказал:

— Санкцию выдам в любой момент. Хоть сейчас.

Поскольку технических возможностей у милицейских и фээсбэшных оперативников было недостаточно, Вельский обратился за помощью в службу правительственной связи, там обещали помочь.

Мобильные телефоны в ту пору прослушивать было сложно, для этого требовались специальные пеленгующие установки, и то при условии, что пеленгующая машина должна обязательно двигаться рядом с той, из которой ведется разговор, иначе ничего не будет слышно.

Но поди угадай, когда и с кем из движущегося бронированного «мерседеса», сопровождаемого набитым охранниками джипом, станет говорить Бейлис? Денег на такую «прослушку» требовалось огромное количество — никакой бюджет не выдержит.

Кроме того, Бейлис действовал очень хитро. Он использовал семь мобильных телефонов! И по всем семи он вел переговоры. Но как только в разговоре возникали интересующее следствие имена либо речь заходила о коммерческих сделках, Бейлис тут же прерывал своего собеседника:

— Погоди минуту, я тебе сейчас перезвоню!

И звонил по незасеченному, совершенно новому телефону. Номера мобильных телефонов он менял, как зубочистки: поковырялся один раз и выбросил.

Когда к Вельскому поступали распечатки телефонных разговоров Бейлиса, то все заканчивались едва ли не на полуслове, после которого следовала противная, набившая оскомину фраза: «Конец разговора».

В конце концов оперативники пошли по другому пути — начали прослушивать разговоры одной очень общительной женщины, близкой к Бейлису и, как поняли оперативники, небезразличной ему. Она часто бывала в доме Сергея Иосифовича и любила со своими подругами обсуждать события, происходившие в этом доме и так интересовавшие оперативников.

Кое-что начало проясняться.

Единственный человек, который оставался в тени, был Хозяин. Он напрямую на Бейлиса не выходил, они даже не были знакомы, но от его имени очень умело действовал «кризисный управляющий» — Феня.

Вельский записал в своем дневнике: «Мы, как мне кажется, совершенно не думая, подмахнули протокол № 6 Европейской конвенции прав и основных свобод человека, запрещающий в России смертную казнь. О том, что были уничтожены последние сдерживающие бандитов узлы, я уже говорил, теперь для них наступила вольная вольница. Как говорили в пору моего детства: «Гуляй, рванина, не хочу!» Так вот, ныне эта формула взяла верх над всеми остальными, в том числе и над разумом, теперь и бандиты, и полубандиты, и ворье, и коррупционеры, все орут в одну глотку: «Гуляй, рванина, не хочу!»

Говорят, что наше государство — олигархическое. Мне кажется, это не так. Что такое олигарх или олигархия? Согласно словарю Сергея Ожегова, олигархия — это политическое и экономическое господство небольшой группы представителей крупного монополистического капитала. Думаю, то же самое указано и у Владимира Даля, надо будет посмотреть.