Очень скоро она узнала, что ее сомнения были весьма основательны. На Нью–Провиденс дошли новости о том, что через два дня после отплытия Огер и его товарищи повстречали два шлюпа с богатым грузом, и, не в силах противиться старым привычкам, напали на них и забрали денег и товара на сумму более пятисот фунтов. После этого, вспомнив суровое лицо губернатора сэра Вудса Роджерса и сомневаясь, что он будет рад услышать об их успехах, они повернули корабли и отправились прочь, направляясь к Эс–паньоле и надеясь больше никогда не оказаться на Багамах, где воцарилась столь странная власть, устанавливающая банки и ростовщичество даже на Провиденсе — месте, которое могло бы быть раем. Но судьба отвернулась от них: яростный торнадо настиг их в пути, и, потеряв мачту, они были отнесены к одному из необитаемых Багамских островов, где их шлюп потерпел окончательное крушение. Большинству пиратов удалось выбраться на берег, и они расселились в лесах на этом острове, но вскоре об их бедствии прослышал бдительный Роджерс. Он послал к ним вооруженный шлюп, капитан которого разыскал их и взял на борт, сказав много приветливых слов и дав немало ободряющих обещаний. Изможденные жизнью в лесах, пираты были готовы поверить во что угодно. Капитан заковал их в кандалы и отвез обратно на Нью–Провиденс, где все одиннадцать уцелевших были арестованы до разбирательства в форте.

Ни у кого не возникало сомнений, что на этот раз пощады не будет — Роджерс не любил тратить время даром. В Адмиралтейском суде Багам состоялся процесс, в ходе которого десять из них были признаны виновными и приговорены к немедленному повешению.

Всех десятерых тотчас же вывели из зала и расставили на стене форта, накинув им на шеи веревки. Их бывшие товарищи молча наблюдали за происходящим снизу, и стоявшая в толпе Мэри внезапно почувствовала, как волна симпатии прокатилась между зрителями и осужденными. Один из бунтарей, некий Деннис Мак–Карти, казалось, тоже ощутил это. Это был крепкий ирландский парень с копной рыжих волос и белоснежными зубами, известный как хороший штурман и профессиональный боксер. Потрогав веревку, обвязанную вокруг его шеи, он спросил угрюмо молчавших пиратов, нравится ли им его новый воротник, и предсказал, что многим из них предстоит смириться с подобной модой. Весело, как будто не испытывая никакой злобы, он обозвал их плаксивыми, малодушными, пресмыкающимися трусами за то, что они переметнулись на сторону короля в то время, когда моря так изобилуют богатой добычей.

— Вместе, ребята, — заявил он, — мы могли бы оставить в дураках всех королей в мире. А так, вы, одетые в белые воротнички добропорядочности, должны смотреть на меня в моем пеньковом вороте совсем немодного покроя. Позвольте мне заметить, оба они душат, но мой — гораздо быстрее, к тому же, сказать по правде, он чертовски натирает кожу! Давайте же, ребята, — еще не поздно снова стать бойцовыми петухами! Набросьтесь на них все вместе — и, вот увидите, солдаты перейдут на вашу сторону!

Пираты угрюмо ворчали между собой, что Деннис, должно быть, свихнулся от страха смерти, но Мэри чувствовала, как ком подступает к горлу и слезы щиплют ей глаза при виде этой безрассудной и беспомощной бравады.

Остальные осужденные почерпнули мужества из этой речи Денниса и стали кричать, что никогда не думали, что настанет время, когда десять таких людей, как они, будут связаны и повешены, как собаки, на глазах у четырехсот своих побратимов и товарищей, преспокойно стоящих внизу, вместо того чтобы поспешить на помощь.

Но губернатор выставил напоказ слишком много вооруженных солдат, чтобы разумные люди могли решиться на какой–нибудь отчаянный поступок — а недавно помилованные люди всегда особенно осмотрительны. И в этот момент Вудс Роджерс, стоявший поблизости рядом с капелланом, сделал шаг вперед и объявил, что пираты сами сделали свой выбор, присоединившись к другому миру и сердечно раскаявшись в совершенном ими зле.

— Да, — заговорил один из бунтарей, — я сердечно раскаиваюсь. Раскаиваюсь, что не совершил больше зла и что не перерезал глотки тем морским крысам, которые схватили нас, и я от души жалею, что те, кто смотрит на нас снизу, не будут болтаться рядом с нами!

— И я! — поддержал его другой.

— Я тоже! — добавил третий.

Вместо ответа Вудс Роджерс подал знак палачу, и через мгновение все они были повешены. Никто больше не успел произнести предсмертной речи, кроме Денниса Мак–Карти, который, прежде чем петля затянулась на его шее, успел прокричать:

— Мои друзья говорили, что мне предстоит умереть в ботинках, но это была ложь!

И последним движением он скинул с ног башмаки.

Зрители отшатнулись, а Мэри поспешила в «Три лилии», чтобы смыть неприятный привкус изо рта и поднять кружку за Денниса Мак–Карти и других парней, успевших выговориться перед смертью. Сидя за столом пивной, она размышляла о подвигах, которые могла бы совершить вместе с такими людьми, сведи ее судьба с ними, а не с Джеком Рэкхэмом, забывшим о товарищах из–за женщины. Мэри с отчаянием искала пути к бегству из этого города, теперь больше, чем прежде, ей ненавистного: города, где люди настолько пали духом, что могли безропотно наблюдать, как мучат и убивают их друзей.

Как будто в ответ на ее раздумья дверь таверны распахнулась, и в пивную важно вошел Бен Хорнер. Несколько человек усмехнулись его появлению, несмотря на всеобщее уныние, а чей–то голос спросил, доволен ли он новым хозяином своего шлюпа Джеком Рэкхэмом.

— Какую плату вы ему назначили, капитан? — крикнул тот же голос.

Бен Хорнер швырнул кошелек на стол.

— Неужели вы думаете, что Бен Хорнер без боя отдаст своего знаменитого «Ястреба»? — воскликнул он. — Что он отдаст судно, сделавшее его имя легендой и заставляющее любого дона дрожать как осиновый лист при упоминании о нем?

Он заказал всем выпивку и объяснил, что получил от сэра Вудса Роджерса разрешение снарядить корабль для погони за Ситцевым Джеком.

— Кто поплывет со мной, ребята?

Присутствующие робко переглянулись, возможно

вспомнив о Деннисе Мак–Карти и его товарищах, но никто не произнес ни слова.

— Кто поможет мне вернуть законную собственность из лап грязного вора — не пирата, а трусливого вора? — вскричал Бен Хорнер. — Ну же, где ваша храбрость? Неужели никто из вас не торопится снова вступить в бой?

— Сегодня мы видели Денниса и других повешенных, — ответила Мэри. — Ни у кого из нас нет желания наблюдать подобные зрелища слишком часто.

— Клянусь, я не позволю повесить Рэкхэма. Я сам вырежу ему легкие, — пообещал Хорнер. — Допустим, я дам вам слово, что не привезу его сюда живым. Это что–нибудь изменит?

— Может быть, — сказала Мэри, думая, не та ли это возможность, которую она искала. Команду, которую сможет набрать Бен Хорнер, можно будет без труда подчинить своей воле, после того как они отчалят с Нью–Провиденс, а шансы, что ей придется сражаться с Джеком Рэкхэмом, ничтожно малы.

Бен Хорнер посмотрел на нее.

— Ты — Рид, ты был помощником на корабле Рэкхэма, не так ли?