Они еще долго не могли успокоиться: кто-нибудь начинал фразу и не договаривал, только тыкал в собеседника пальцем, и Хилл-хаус содрогался от их смеха, пока, нахохотавшись до колик, они не откинулись в креслах, выдохшиеся и обессиленные, и не поглядели друг на друга.

– Итак, – начал доктор и тут же замолчал, потому что Теодора хихикнула.

– Итак, – повторил доктор суровее, и они затихли. – Я хочу еще кофе, – жалобно сообщил он – Вы ведь тоже хотите?

– Вы предлагаете вот так прямо пойти к миссис Дадли? – уточнила Элинор.

– Прийти к миссис Дадли не в час и не в шесть и попросить кофе? – подхватила Теодора.

– Примерно говоря, да, – сказал доктор. – Люк, мой мальчик, я заметил, что миссис Дадли к вам благоволит…

– И как, – изумленно вопросил Люк, – вам удалось сделать столь невероятное наблюдение? Миссис Дадли смотрит на меня как на блюдо, поставленное не на ту полку. В глазах миссис Дадли…

– Вы как-никак наследник дома, – просительно сказал доктор. – Чувства миссис Дадли к вам должны быть сродни чувству старой прислуги к молодому хозяину.

– В глазах миссис Дадли я хуже оброненной вилки. Если вы хотите что-нибудь у старой дуры попросить, отправьте Тео или обворожительную Нелл. Они не боятся…

– Ну уж нет, – сказала Теодора, – вы не бросите против миссис Дадли беззащитную женщину. Нас с Нелл надо оберегать, а не выставлять на крепостные валы вместо трусливых мужчин.

– Доктор…

– Чепуха, – отрезал доктор. – Уж не станете же вы просить меня, старшего по возрасту. К тому же вы знаете, что она вас обожает.

– Жестокий старец! – воскликнул Люк. – Приносите меня в жертву ради чашки кофе. Не удивляйтесь же, предупреждаю я со всей мрачностью, не удивляйтесь же, если ваш Люк не вернется живым из боя. Возможно, миссис Дадли еще не успела перекусить, и она вполне способна приготовить филе из Люка по-домашнему или в сыре и сухарях, в зависимости от настроения. Так что если я не вернусь, – и он потряс пальцем у доктора под носом, – советую повнимательнее разглядеть, что вам подадут на ланч.

Он отвесил преувеличенно церемонный поклон, словно отправлялся на битву с великаном, и закрыл за собой дверь.

– Милый Люк. – Теодора со вкусом потянулась.

– Милый Хилл-хаус, – сказала Элинор. – Тео, в саду есть летний флигель, весь заросший, я вчера заметила. Отправимся его исследовать?

– С удовольствием, – ответила Теодора. – Я намерена насладиться каждым дюймом Хилл-хауса. И вообще в такой чудный день грех сидеть взаперти.

– Люка тоже позовем, – сказала Элинор. – А вы, доктор, пойдете?

– Мои заметки… – Доктор не договорил, потому что дверь резко распахнулась. Первой мыслью Элинор было, что Люк не отважился пойти к миссис Дадли и все это время простоял под дверью. В следующий миг она увидела его белое лицо и услышала, как доктор произнес с досадой: – Я нарушил свое собственное первое правило: отпустил его одного.

– Люк? Люк? – вырвалось у нее.

– Все хорошо. – Люк даже выдавил улыбку. – Но идемте в коридор.

Напуганные его лицом, голосом и улыбкой, они молча вышли в длинный темный коридор, ведущий к центральному вестибюлю.

– Вот. – Люк чиркнул спичкой и поднес ее к стене. По спине у Элинор пробежал неприятный маленький холодок.

– Это… надпись? – спросила она, подходя ближе.

– Да, – ответил Люк. – По пути туда я ее даже не заметил. Миссис Дадли, кстати, отказала, – добавил он напряженно.

– Фонарик. – Доктор вытащил из кармана фонарик и медленно пошел по коридору, высвечивая букву за буквой. Затем потрогал одну из них пальцем. – Мел, – объяснил он. – Написано мелом.

Элинор подумалось, что надпись – большая и небрежная – должна выглядеть так, словно мальчишки накорябали ее на заборе, однако ломаные буквы на деревянных панелях были невероятно реальны. Они тянулись из конца в конец коридора, так что разобрать все не удавалось, даже стоя у противоположной стены.

– Можете прочесть? – тихо спросил Люк, и доктор, светя себе фонариком, прочел медленно:

– «НА ПОМОЩЬ ЭЛИНОР ВЕРНИСЬ ДОМОЙ».

– Нет.

Слова застряли у Элинор в горле: она увидела свое имя одновременно с тем, как доктор его читал. Это я, подумала она, это мое имя написано тут так отчетливо; меня не должно быть на стене этого дома.

– Сотрите, пожалуйста, – прошептала она и почувствовала у себя на плече руку Теодоры. – Это безумие.

– Безумие, по-другому не скажешь, – твердо произнесла Теодора. – Элинор, иди назад, сядь. Люк найдет тряпку и все сотрет.

– Но это безумие. – Элинор все не уходила, смотрела на свое имя, написанное мелом на стене. – Почему?..

Доктор решительно взял ее под руку, отвел в будуар и закрыл дверь. Люк уже тер надпись носовым платком.

– А теперь выслушайте меня, – сказал доктор. – Только из-за того, что там ваше имя…

– В том-то и дело. – Элинор глядела на него во все глаза. – Оно знает мое имя, верно? Оно знает мое имя.

– Прекрати! – Теодора сильно встряхнула ее за плечи. – Там могло быть про кого угодно. Оно знает все наши имена.

– Это ты написала? – Элинор повернулась к ней. – Пожалуйста, скажи… я не обижусь, просто чтобы знать… может, это шутка?

Она с мольбой взглянула на доктора.

– Вам известно, что никто из нас этого не писал, – сказал тот.

Вошел Люк, вытирая руки платком, и Элинор с надеждой подняла голову.

– Люк, это же ты написал, правда? Пока ходил на кухню, – умоляюще спросила она.

Люк сперва поглядел недоуменно, потом сел на подлокотник ее кресла.

– Послушай, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы я повсюду писал твое имя? Вырезал твои инициалы на деревьях? Оставлял везде записочки «Элинор, Элинор»? – Он легонько потянул ее за волосы. – Я еще не сошел с ума, и ты не дури.

– Тогда почему я? – Элинор поочередно обвела их глазами. Я не с ними, я избранная, подумала она неожиданно для себя и сказала быстро, просительно: – Я чем-то привлекла к себе больше внимания?

– Не больше обычного, дорогая. – Теодора стояла у камина, постукивая пальцами по доске. Говоря, она с широкой улыбкой смотрела на Элинор. – Может, ты сама это и написала.

От обиды Элинор едва не сорвалась на крик.

– Думаешь, мне хочется, чтобы мое имя было написано по всему этому гадкому дому? Думаешь, мне приятно быть в центре внимания? Я не избалованный ребенок, как некоторые. Мне совсем не по душе, когда меня выделяют…

– И просят о помощи? – весело закончила Теодора. – Быть может, дух бедной гувернантки наконец отыскал способ себя выразить. Может, она просто ждала какую-нибудь серенькую, робкую…