— Вы очень самоуверенны, сэр, — с легким скепсисом произнес Гладстон. — Я знавал министров иностранных дел Великобритании, которые заканчивали свои дни в подвалах Кремля…

— Александр уже не тот. Мне кажется, что былые победы его очень сильно расслабили. Он больше уже не тот молодой и опасный медведь, которого вы помните и боитесь, — усмехнулся Арчибальд. — Он очень любил свою жену. Слишком любил, — Примроуз снова улыбнулся. — Кроме того, вы, я надеюсь, помните, что в прошлом году у меня получилось наладить взаимовыгодный контакт с несколькими сотрудниками его администрации. И сейчас я могу сказать, что на данный момент один из этих людей оказался у нас на крючке. Из близкого окружения, кстати. Не за горами и другие.

— И как зовут вашего агента? — скептически спросил Гладстон.

— Сидни Шоу,[41]— улыбнулся Арчибальд.

— Вот как? — вернул улыбку Гладстон. — Вы не напомните мне, в каком ведомстве он работает? Я что-то запамятовал. Или Его Императорское Величество стал набирать англосаксов на ответственные посты?

— Ну что вы, Александр верен себе. Англичанину или явному англофилу проще родиться обратно, чем продвинуться по службе в его администрации. Сидни Шоу — это псевдоним. То, где и кем работает этот человек, зафиксировано в его личном деле, которое имеет самый высокий уровень секретности. Во всех обсуждениях и прочей документации мы употребляем только псевдонимы. Это правило было введено по опыту работы с русскими разведками. Иначе они слишком быстро вычисляли наших людей.

— Хорошо. Допустим, это разумная идея, — задумчиво произнес Гладстон. — И что говорит этот ваш Сидни Шоу?

— Он в довольно ярких красках описал, что Его Императорское Величество очень сильно переживал по поводу того, что Луиза умирала фактически у него на руках последние полтора-два года. И совершенно отвлекся от дел, доверив их своим министрам и наркомам. Даже доклады слушает с определенной ленью, скорее из вежливости.

— Вы уверены в том, что эта информация актуальна? Кратковременная слабость вполне допустима даже для сильных людей.

— Последний раз мы получали депешу от нашего агента месяц назад. В ней мистер Шоу уверял, что душевная боль Императора очень глубока и быстро не будет излечена. По крайней мере, несколько месяцев она продлится совершенно точно. Он заснул, сэр, как опасный медведь в своей берлоге.

— Спящий в берлоге медведь? — улыбнулся Гладстон. — А что если он проснется?

— Но даже если так, то что он реально успеет сделать касательно шведского вопроса?

— Не забывайте, сэр, — тем же скептическим тоном произнес Уильям. — Нельзя недооценивать Александра. Он один из самых опасных людей на планете. Даже если сейчас, как вы выразились, он спит в своей берлоге, то достаточно его просто разбудить по неосторожности, и он превратится в медведя-шатуна… а что из этого следует, вы и сами знаете.

— Медведи-шатуны чрезвычайно опасны, но они, как правило, погибают… не дожив до весны.

— Вы хотите стать кормом такого вот не дожившего до весны медведя? — скептически улыбнулся Гладстон. — Лично я — нет. И, помня молодость Императора, могу быть полностью уверен в том, что сожрет он столько, что никому мало не покажется. А что не сможет сожрать, то понадкусывает. Особенно если поймет или почувствует себя загнанным в ловушку. Этот варвар разительно не похож на отца и деда. Играть по правилам, невыгодным для него, Александр не будет. Он и только он устанавливает те правила, которые считает для себя приемлемыми. Учтите это в своих играх, сэр. Я хорошо помню, как встала на дыбы Россия в первые годы его правления. Быстро встала. Стремительно. Сейчас же, с учетом опыта и мудрости, наш медведь может быть смертельно опасным для всего цивилизованного мира, оказавшись тем самым медведем-шатуном, который найдет себе пропитание и доживет до весны, оставив после себя огромное поле чисто обглоданных костей. Наших с вами костей, сэр.

— Вы слишком сильно боитесь его, — улыбнулся сэр Арчибальд. — Боюсь, что даже если Александр встанет на дыбы, то мы легко сможем пересидеть на острове, наблюдая за тем, как он заламывает Европу. А потом… все встанет на круги своя. Он снова уйдет в спячку или умрет, мы же, воспользовавшись сложившейся обстановкой, сызнова начнем скупку охочих до денег служащих этой Империи. В любом случае мы ничем особенным не рискуем.

— Сэр, я не говорил, что против, — твердо глядя в глаза Арчибальду, произнес премьер-министр. — Я просил быть вас аккуратным. Не разбудите Александра, если он действительно спит, а не просто прикрыл глаза и поджидает очередную жертву. Если Император сильно переживает по поводу смерти жены? То пусть и дальше переживает. Не нужно его отвлекать. Не дразните зверя. Он слишком опасен.

— Хорошо, сэр, — кивнул Арчибальд. — Я приложу все усилия.

— Тогда обсудим другие вопросы. Вы, если мне не изменяет память, грозились нам всем сделать доклад по удивительному явлению, наблюдаемому в России — невероятно стремительному строительству железных дорог. Вы готовы?

— Конечно, сэр.

— Тогда мы все во внимании.

— Транссибирская магистраль — самое главное достижение программы железнодорожного строительства Российской империи на текущий момент. Она нам казалась фантазией. Мы считали, что русские ее будут возводить десятилетиями и ранее конца столетия нам не стоит опасаться появления столь опасной стратегической дороги. Но нам это только казалось.

— Отличное вступление, сэр, — усмехнулся упитанный мужчина средних лет с лицом, напоминающим сонного кота, только что обожравшегося сметаны. — Никто лучше вас сказать не смог бы. Даже вездесущие журналисты с их безудержной страстью нагнетать страсти.

— Спасибо, сэр, — Арчибальд Примроуз был невозмутим. — Причина столь удивительной успешности железнодорожной программы русского Императора, на наш взгляд, упирается в то, как именно он организовал работу.

— А может быть, просто ваш предшественник не смог правильно оценить его способности и ресурсы? — вновь подколол его упитанный мужчина.

— Хватит! — осек его Гладстон. — Сэр Арчибальд, продолжайте.

— Так вот. Александр отнесся к строительству железных дорог как к войне. По донесению Сидни Шоу для сооружения каждой стратегически важной дороги создавался штаб, после чего начиналось подлинное сумасшествие. Во-первых, строительство вели не гражданский, вольнонаемный персонал, а военно-строительные подразделения. Во-вторых, Александр впервые в мире применил высокую концентрацию механизированных средств: паровые экскаваторы, бульдозеры, трактора, грузовики, рельсоукладчики и многое другое. Весь личный состав на ночь размещался не в открытом поле или каких-нибудь землянках, а в специально оборудованных железнодорожных вагонах, которые следовали за стройкой. Так же, за в прямом смысле слова, наступающими строительными частями шел полевой госпиталь, размещенный в нескольких вагонах, походные кухни и прочие вспомогательные части. Даже передвижная телеграфная станция и та двигалась с каждым батальоном, обеспечивая оперативную связь с руководством.