Поднявшись, мужчина остановился возле нее.

Девушка крепко спала и не проснулась, даже когда он поднял ее на руки.

Перенеся поближе к костру, Брент уложил свою ношу на приготовленную попону. Сам же сел рядом, не в силах отвести взгляд от лица юной эндиль. Во сне она казалась совсем ребенком, беспомощным, уязвимым. Даже упрямая складочка, застывшая между бровей, вызывала желание разгладить ее.

Подчиняясь порыву, он коснулся ее щеки. Провел ладонью, едва ощущала прохладную шелковистость девичьей кожи. И одернул руку, смущенный, раздосадованный нахлынувшими чувствами.

Она его зацепила. Бессмысленно отрицать. Зацепила своей стойкостью и упрямством, своим стремлением до последнего стоять на ногах.

За весь день он не услышал от нее ни одной жалобы, ни единого слова. Хотя нарочно тянул с привалом, испытывая на прочность. И она не подвела.

Эта девочка очень сильная. У нее железный характер.

Только жаль, что он всего лишь эпизод в ее жизни. Скоро это путешествие закончится, их пути разойдутся. Он простой уркх, созданный для войны и походов. Его цель – сражаться и умереть. Его сущность – безумие битвы.

Она же…

Тряхнув головой, он резко поднялся.

Хватит. Не стоит думать об этом. Она не для него.

И никогда не была для него.

Завернувшись в плащ, Брент устроился на ночлег у входа в пещеру. Но еще долго не мог уснуть, слушая тихое дыхание девушки. Пока не понял, что дышит с ней в унисон.

Даже сердце стало стучать иначе. Глубже, торжественнее. Отбивая траурный марш по разбитым мечтам.

А утром Брент проснулся один.

Девчонка сбежала…

Ей снилось, что она от кого-то бежит. Или за кем-то. Бежит, на пределе своих возможностей, путаясь в подоле. Сердце грохочет, буквально выпрыгивает из груди, воздуха не хватает, легкие горят, а из пересохшего горла рвется жалобный хрип…

Очнувшись, Ринка открыла глаза и уставилась в темноту. Грохот сердца эхом отдавался в ушах. Только через минуту она поняла, это не сердце, это гроза. Далекие, едва слышные раскаты грома вплелись в ее сон и вырвали из него, разбудив.

Гроза уходила.

Облегченно вздохнув, девушка повернулась на бок.

В пещере царила глубокая темнота. Только в углу, там, где Брент разводил костер, тускло краснели угли.

Это напомнило о пропущенном ужине. И, будто в ответ на мысли, голодный спазм сжал желудок.

Ринка пошевелилась. Но тут же замерла, уловив чужое присутствие рядом с собой.

Брент. Она о нем совершенно забыла.

Осторожно, стараясь не шуметь, девушка поднялась.

Брент был совсем рядом. Она слышала его размеренное дыхание.

Инстинктивно напрягая зрение, Ринка всмотрелась в темноту. И вдруг поняла, что видит. Это было так неожиданно, словно кто-то сдернул пелену с ее глаз.

Сначала она различила лишь контуры, подсвеченные изнутри. Неровности на сводах пещеры, брошенные сумки, пятно входа… Постепенно контуры обрели четкость и странный цвет. Девушка будто смотрела на мир сквозь темно-синее стекло.

Брент сидел у самого входа, прислонившись к стене пещеры. Рука мужчины лежала на рукояти меча, голова чуть запрокинута назад, глаза крепко закрыты.

Он спал глубоким, спокойным сном человека, уверенного в своей безопасности и в то же время готового отразить малейший удар…

Закусив губу, Ринка уставилась на него. Все эти дни она старалась не разглядывать своего супруга в открытую, опасаясь, что ему не понравится ее любопытство. Ее страшил этот мрачный взгляд из-под нависших бровей, сурово сжатые губы, ужасные шрамы…

Мужчина, с которым ее связали неразрывные цепи брака, совсем не был похож на принца из сказки: огромный, мощный, как столетний дуб или медведь.

Сейчас, когда его лицо было расслаблено, шрамы притягивали взгляд, как магниты. Один, самый крупный, шел сверху вниз, пересекая чудом уцелевший левый глаз. Еще один, чуть тоньше, разрезал надвое правую щеку по линии скулы. Кожа вокруг рубцов сморщилась, побелела, придавая лицу вид гротескной и пугающей маски.

Этот мужчина многое повидал, и кто знает, какие тайны хранит он в душе.

На ум пришла его странная татуировка. Кончики пальцев закололо от желания к ней прикоснуться…

Ринка тряхнула головой, прогоняя видение обнаженной спины, испещренной переплетением мышц, вен и шрамов. О, Пресветлая, чем она думает?!

И все же было в нем что-то притягательное. Что-то такое, от чего сердце Ринки стало биться быстрее.

Может, все дело в его заботе? В сильных руках, готовых поддержать, подхватить в нужный момент. Или в добродушной усмешке, которую иногда она иногда замечала в его глазах?

Только почему он с таким упорством держит ее на расстоянии?

Этот вопрос не давал ей покоя. Вот и сейчас Ринка почувствовала в груди странное жжение. Словно чья-то рука сжала сердце.

А потом произошло нечто странное.

На секунду взор затуманился. Пещера подернулась пеленой, поплыла, контуры изменились. И девушка вдруг с ужасающей ясностью поняла, что уже не стоит, а лежит. Теперь над ее головой высился незнакомый потолок, покрытый сложной росписью, и под ним вился сизый дымок. Она уставилась на него, не веря своим глазам. Потом поняла, что вдыхает едкий запах гари и дыма, а воздух наполнен криками и жалобным плачем…

И среди этого шума и гама в ее уши с убийственной четкостью ворвался ледяной голос:

– Нужно избавиться от нее.

Над ней склонилось чье-то лицо. Тонкие, правильные черты, пронизывающий взгляд, черные ресницы и брови, серебристые пряди волос… Завораживающая нечеловеческая красота.

Эльф. Настоящий эльф. Она осознала это так же ясно, как и то, что он говорит о ней.

– Убить?

Второе лицо склоняется с другой стороны. Тоже эльф. Только с огненно-красными волосами, стекающими вдоль лица двумя толстыми косами. Его глаза мерцают, словно два черных алмаза. Два невероятно притягательных бездонных омута, в которых притаилась смерть.

– Нет, мы не станем осквернять наши мечи кровью младенца. Мы вернем ее людям.

– Я согласен с вашим решением, аэр. Но кто доставит ее за Пролив?

Оба смотрят куда-то в сторону.

– Подойди! – звучит короткий приказ.

Ринка слышит шаги. Такие знакомые. Каждый из них отдается в ее голове, и сердце сжимается в страшном предчувствии.

Нет, она не хочет видеть, не хочет знать, что будет дальше. Она уже набирает воздух и открывает рот, чтобы крикнуть…

Но поздно.