– А сколько мы будем ехать прямо?

– Пока не надоест.

– А когда надоест?

– Привал сделаем.

– А когда привал?

– В полдень.

– А до полудня долго?

Брент разворачивается, окидывает Ринку бесстрастным взглядом и все тем же убийственно ровным тоном бросает:

– Долго.

Так же спокойно возвращается в прежнюю позу.

Ринка тихонько шипит ему вслед. Надеясь, что он не слышит.

Они уже несколько часов тащились по песчаной, размытой дождями дороге, что пролегла в стороне от торговых путей. Здесь почти не встречались путники, а по обочинам росли тонкие сосенки – единственные деревья, что сумели укорениться в песке. На несколько лиг вокруг не было ни единого города, не считая нескольких захудалых деревенек.

Но и разбойничьи банды промышляли здесь не так активно, как на подступах к большим городам. В этих местах им нечем было поживиться. Разве что у бедняги-крестьянина стащить тощую курицу, которую он припрятал за печкой.

Брент рассчитывал, что к ночи им удастся покрыть как можно большее расстояние. Но теперь уже не был уверен, что его планы сбудутся.

Ринка не приукрашивала, когда объявила, что не умеет держаться в седле. Скакать галопом для нее оказалось неподъемной задачей.

Пока они выбирались из города, Брент вынужден был идти рядом и вести Ромашку на поводу. Энхалль в такой опеке не нуждался, эльфийский конь был достаточно умен, чтобы без слов понимать желания хозяина.

Но стоило отойти от городских стен подальше, как передышка для Ринки закончилась.

– Сядь прямо, – приказал Брент. – Держи спину ровно, чуть отклонись назад и двигайся вместе с лошадью.

Девушка вынужденно подчинилась. Но стоило Ромашке только ускорить бег, как всадница, позабыв о поводьях, упала ей на шею, вжалась всем телом в тело лошади и зажмурилась.

Сама же лошадь, почувствовав свободу, понеслась вскачь с довольным ржанием.

– Стой! – Брент на Энхалле их нагнал, ухватил за узду. – Поднимайся!

– Не могу! – Ринка отчаянно замотала головой. – Меня сейчас тошнит!

Ей и в самом деле казалось, что еще пара таких кульбитов – и завтрак вырвется на волю вместе с вчерашним ужином.

В монастыре уроки верховой езды давались намного проще. И лошадки там были намного смирнее.

Но легче растопить вечные снега Северных гор, чем разжалобить воина из славного рода Арнбранд.

– Всю не вытошнит, – Брент оставался непоколебим, как скала. – Поднимайся.

Подкрепляя свои слова делом, он собственноручно заставил Ринку принять нужную позу, ухватив ее поперек талии.

– Я не могу! Она же меня не слушает!

Ромашка задорно заржала. Казалось, ей нравится происходящее.

– Конечно, не слушает, – хмыкнул Брент. – Ты что, пытаешься ее задушить? Не нужно хватать так лошадь за шею.

Раз за разом, не повышая голоса, не показывая ни раздражения, ни досады, ни вообще каких бы то ни было эмоций, он учил ее держаться в седле. Ринка сжимала зубы, но не смела перечить. Хотя были моменты, когда ей хотелось плюнуть на все и просто свалиться на землю.

Только через два часа этой пытки она более-менее приноровилась к бегу Ромашки. Но этих усилий все равно не хватало, чтобы развить и выдержать нужную скорость.

Поэтому Брент решил добираться до Статтердама не по главному тракту, а напрямую, через сосновый лес, изрезанный вдоль и поперек крестьянскими телегами. Местные частенько заглядывали сюда: то сушняк под шумок срубить себе на дрова, то оленя подстрелить, то иголок в мешки набрать. Сухие иголки ценились особенно. Ими посыпали земляной пол в домах, пытаясь таким образом компенсировать потерю тепла.

Но во всем этом был один недостаток. И его Брент пока не озвучил. Он вообще не любил озвучивать что-то заранее.

Спустя еще час езды по однообразной местности, Ринка начала маяться от скуки. Невзгоды, вроде бы, остались позади. Будущее скрывалось в сплошном тумане. А в настоящем была только эта дорога, грязный песок да ряды сосен, которым не видно конца.

Но больше всего давило молчание.

Брент игнорировал все попытки завести разговор. Такое откровенное безразличие уже не пугало, а злило. Особенно, после ночного всплеска эмоций.

Ринка кусала губы, мысленно перебирая способы привлечь к себе внимание.

Брент ехал на пять шагов впереди, держа руку на рукояти меча и пристально глядя по сторонам. Казалось, ему нет дела до Ринки. Но это было обманчивое впечатление. Стоило девушке только шевельнуться или вздохнуть, или ее лошади сбиться с шага, как он тут же бросал в ее сторону внимательный взгляд. Но, убедившись что с ней все в порядке, возвращался обратно.

Вскоре солнце поднялось так высоко, что начало припекать.

Ринка уже задыхалась в теплой одежде.

– Сколько еще? – простонала она, расстегивая верхние пуговицы кожушка.

Брент глянул на солнце.

– Часа три. Потом будет привал.

– Я устала и хочу пить.

– У тебя сбоку фляга с водой.

– Уже нет. Я все выпила.

Брент медленно оглянулся.

Снова этот невозмутимый изучающий взгляд.

– Держи.

Подъехав, протянул ей свою флягу.

Ринка уже протянула руку, когда укол совести заставил спросить:

– А ты?

– Обойдусь.

– Но еще три часа…

– Вот и растяни эту воду на три часа.

Оставив флягу растерянной девушке, Брент поехал вперед.

Она изменилась. Он чувствовал это. Что-то произошло прошлой ночью. Еще вчера перед ним был запуганный несчастный ребенок, сегодня же Ринка вела себя совершенно иначе.

Если бы он не знал ее прошлого, то решил бы, что перед ним капризная избалованная девица.

Но это был не каприз. Она испытывала его. Проверяла. Хотела выяснить, насколько у него хватит терпения.

Только зачем это ей?

Что девчонка надумала?

Дорога вильнула, расходясь на два рукава. Лес между ними шел клином, но рядом с обочиной появились лужайки, покрытые мягкой травой.

– Углубимся немного в лес, – Брент направил Энхелля к одной из лужаек, – чтобы нас не было видно с дороги.

– Зачем?

– Не люблю чужаков.

Не слишком-то он разговорчивый…

Тихонько вздохнув, Ринка последовала за ним.

Лес пах сосновой хвоей и живицей, согретой на солнце. Лошадь мягко ступала по дерну, постепенно пробираясь все дальше. Пока, наконец, следовавший впереди мужчина не поднял руку.