Через минуту из кухни вышла жена Коляскина в фартуке, в одной руке у нее была лопатка, в другой блюдо сырников.

– Вот это да! – Она сразу поставила блюдо на стол. – Что это с тобой случилось?

– Там, за холмом гулял, провалился в какую-то яму, в проволоке запутался. Порезался весь, до поликлиники далеко, сразу к вам решил...

– Правильно решил. – Она сняла фартук. – Пойдем со мной.

Я знал, что у Коляскина дома есть небольшой кабинет, где он иногда принимал неотложных пациентов. Жена Коляскина провела меня в заднюю часть дома. Она щелкнула выключателем и открыла дверь в кабинет.

– Заходи.

Кабинет был идеально чистый, сверкающий и светлый. Посередине комнаты стоял хирургический стол. В углу кипятильник и лоток с инструментами в спирту.

– Коляскин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Садись на стол.

Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.

– Терпи. Не будешь дергаться?

Я покачал головой.

– Наклонись.

Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.

Спирт зашипел, в башке у меня взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.

– Терпи. – Жена Коляскина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.

Она намазала мне шею и замотала ее бинтом. Больно не было, мазь мне помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– За медицинскую помощь не благодарят. А кто это тебя на самом деле? – спросила она. – Подрался? Побили?

– Не, в яму упал, я же вам сказал. Там какую-то теплотрассу раскопали, я и провалился...

– Ну, не хочешь, не говори. Коляскин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит... Коляскин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали...

Я презрительно поморщился.

– Тоже слышал? – улыбнулась жена Коляскина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.

Она открыла небольшой шкафчик и стала искать лекарство.

– Куда все катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают... На людей кто-то нападает... Я говорю Коляскину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно: сто двадцать восемь поколений Коляскиных жили и умирали здесь, и он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал. Сказал, что в нашей стране честному человеку нечего бояться.

Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.

– Коляскин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы земля трястись начала?

Это она, конечно, преувеличивала. Никакого конца света у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.

Жена Коляскина набрала в одноразовый шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем сделала мне укол.

– Готово. – Жена Коляскина бросила шприц в корзину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в милицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?

Я слез со стола. Подошел к ней.

– Спасибо, – снова сказал я.

– Спасибо не говорят, дубина. Иди, иди, мне еще готовить надо...

Я потупился и стал пятиться к двери.

– Погоди-ка! – Она вспомнила о чем-то и выбежала из кабинета.

Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверное, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, чтобы не очень себя отяжелять, а потом ушел.

К вечеру я вернулся домой. Меня встретила Ли. Она сидела в гостиной и читала книжку. «Винни-Пух и все-все-все», глава про наводнение. Я подошел к ней и сел рядом.

– Жутко выглядишь, чувак, – сказала она. – Всклокочен весь, перемазан в чем-то... Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.

Ли достала носовой платок и стала вытирать мне лицо.

– В яму свалился, – объяснял я. – Поцарапался весь, коньки чуть не отбросил...

– Осторожней надо, – приговаривала Ли. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но милиция приезжала. Предки странные. Закрылись у себя в спальне, сидят, шушукаются... А я вот книжку читаю...

Я заглянул в «Винни-Пуха». Пятачок сидел возле окна и смотрел на наводнение. Самое роскошное место во всей книжке.

Прибежал Бакс, понюхал. Тявкнул. И сунулся к Ли, ему не понравилось, как от меня пахло.

– Бакси, – оттолкнула его Ли. – Не мешай!

– Я пойду, помоюсь, – сказал я. – Устал я чего-то...

Я принял душ. Изучил себя в зеркале. Шрам на шее выглядел просто роскошно – будто мне пытались отпилить голову, а потом приставили обратно. Пришили суровыми нитками. Я было хотел оставить все как есть, но затем все-таки замотал шею бинтом. Нечего пока. Смазал царапины на лице перекисью и поплелся к своей комнате.

Проходя мимо спальни, я увидел, что дверь не закрыта. Остановился. Па и Ма разговаривали. Про меня. Я затаил дыхание и стал смотреть в щель. Они курили. Курили прямо в спальне.

– Надо что-то решать. – Ма смотрела на Па.

Он промолчал.

– Что ты молчишь?

– А что мне прикажешь? – злобно произнес Па. – Взять револьвер и пристрелить его?

Теперь промолчала Ма. Она молчала довольно долго, потом сказала:

– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.

– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню...

– Позвони. – Ма докурила сигарету до фильтра и затушила ее о подошву домашней туфли. – Ты уже говорил, что позвонишь...

– Завтра же позвоню... – как-то нерешительно произнес Па. – Найду телефон...

– Мне кажется, это все неспроста. – Ма смотрела в пол.

– Что неспроста? – не понял Па.

– То неспроста. Еще одного мальчика сегодня покусали...

– И что? – У Па вдруг затряслись руки.

Ма закурила вторую сигарету.

– Милиция считает, что это могло сделать какое-то животное...

– Какое животное? – тупо спросил Па.

– Большое. Волк. Размером с волка.

– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза. – Что Сеня натравил Бакса? Своего пса?