— Семь индюшат и четыре жеребенка, — поправляла Полина Сергеевна.

Бабушка с дедушкой понимали принцип решения, а до внука он не доходил. Однако ему очень хотелось меч джедая, до слез хотелось!

«Сейчас еще и Сенька назовет его дебилом, — внутренне напрягалась Полина Сергеевна. — Не позволю!»

— Прекрасно! Какая чудная задачка! — восклицала она, собирая листочки. — А теперь мы поиграем в «Монополию». Посмотрим, разорит ли нас опять юный капиталист Эмка.

У них было много настольных игр, в которые резались вечерами, телевизор включали редко.

— Эмка, а ты понял, как задача решается? — с сомнением спрашивал Сеня.

— Завтра Эмка объяснит тебе ее решение, — не давала ответить внуку бабушка.

— И получу меч джедая! — напоминал Эмка.

С непоседливым первоклассником-сыном Полина Сергеевна подобных мучений не испытывала. Сеньку отводила в школу, встречала, делала с ним уроки бабушка, мама Полины Сергеевны. И никогда не жаловалась на трудности с чистописанием и на то, что выполнение домашнего задания превращается в драматический спектакль, в первом действии которого герои договариваются работать мирно и дружно, во втором у них конфликт со слезами, криками и проклятиями, а в третьем они кое-как снова приходят к согласию. Есть расхожая шутка: наши внуки отомстят нашим детям. А говоря серьезно: мы начинаем понимать наших родителей, когда сами становимся матерью или отцом, когда дедушкой или бабушкой — тем более.

— Ты помнишь, как делал уроки с бабушкой? — спрашивала Полина Сергеевна сына.

— Нет, — признавался Сенька.

«Вот и Эмка не будет помнить», — думала она с горечью.

— Кстати, грамотно писать ты так и не научился, особенно страдает пунктуация. Тебя выручает то, что набираешь текст на компьютере, а там программа подчеркивает ошибки.

«Почему это я? — удивлялась Полина Сергеевна мысленно. — Словно хочу упрекнуть маму. Мамочка, прости! Твое совершенство в сравнении с моей заурядностью настолько бросается в глаза, что я веду себя как ревнивая девчонка!»

— Запланируй, включи в свой график обязательных дел, — говорила Полина Сергеевна сыну, — съездить на кладбище, поправить могилы бабушки и дедушки. Папины родители похоронены в Рязани. Ты когда-нибудь интересовался, за их могилами присматривают? Неухоженные могилы — это свидетельство сыновнего небрежения и забвения.

— Да? Ты раньше так не говорила. Ты же не любишь кладбищ.

— Раньше я не была к ним так близко.

— Мама? — пугался Арсений.

— Мама смертна, как и каждый человек на земле.

— И всё? — внимательно вглядывался в ее лицо сын.

— А чего тебе еще нужно? Ладно, не уводи разговор в сторону! Меч джедая купил? Иди спрашивай Эмку про хвосты и ноги.

Полину Сергеевну беспокоило то, что у Эмки недостаточно развита зрительная память. Он тысячу раз видел слово «магазин», но писал «могазин», он читал книжки про пиратов, а писал «ператы». Он хотел делать домашнее задание быстро и как попало, но при этом получать похвалы. Он хотел постоянно находиться в центре внимания. Он был готов стоять на голове, разрисовывать себя красками, наряжаться в немыслимые костюмы, составленные из вещей бабушкиного гардероба или из кухонной утвари, — только бы вызвать удивление на лицах окружающих, не важно — удивление-восхищение или удивление-оторопь. Главное, чтобы в обморок падали.

Полина Сергеевна и падала, виртуально, конечно. Не могла понять, откуда в этом малыше, ее кровиночке, бурление диких фантазий, какие гены передались этому ребенку от предков — в обозримом прошлом людей без каких-либо чудачеств и чрезмерной тяги к актерству. Не от Юси же и бабушки Клавдии?

Наблюдая за Эмкой в школе, в детском коллективе, Полина Сергеевна не могла не признавать того, что внук нисколько не выделяется, не блещет. Значит, все дети с изюминкой? И Сенька был особенный? Не помнила. Ничего не помнила. Сенька был обязан хорошо учиться, заниматься спортом, английским языком дополнительно — она была не мать, а ментор.

Подруги сочувствовали Полине Сергеевне, полагая, что в сложившихся обстоятельствах она вынуждена жертвовать собой ради внука, не имевшего матери. Ее уверения в том, что она переживает удивительно занимательный период, воспринимались как интеллигентное камуфлирование подвижничества. А это была правда. Ей было интересно. Каждый день. Подчас очень трудно, но всегда интересно.

Иногда ей хотелось выпороть Эмку. Несколько раз не сдерживалась и шлепала его.

Потом пугалась:

— Ты сделал из меня рукоприкладницу! Такого слова нет. Не слушай! Ты довел меня до белого каления! Прости! Тебе больно?

— Бабушка, а можно, ты меня порукоприкладишь, но домашнее задание делать не будем?

— Нельзя! Домашнее задание — это задание! Живой или мертвый, ты обязан его сделать!

— А мертвый — это как? Такой голый, синий?.. Я в кино видел… Давай я разденусь и…

— Нет! Голым ты арифметику делать не будешь! Эмка! Я даю тебе еще десять минут на раскачку, а потом за уроки.

Каждый вечер Полина Сергеевна засыпала с безнадежными мыслями, что никаких сил у нее нет, что этот мальчик доведет ее до сумасшествия, до нервного истощения. А утром, в полудреме, приходило радостное и чистое ощущение чего-то очень хорошего, что есть в ее жизни. Эмка. У нее есть Эмка.

Вера Михайловна на сетования подруги не отделалась общими рекомендациями, а со свойственной ей дотошностью принялась изучать проблему выработки грамотности у ребенка.

— Ты себе не представляешь, Полинька, — отчитывалась по телефону Вера Михайловна, — они, психологи, на каждый детский чих имеют диагноз, то есть термин. Скажем, путает ребенок «б» и «д», то есть букву, которая пишется вверх хвостиком, и букву, которая пишется вниз…

— Эмка путает.

— Или поворачивает буквы не в ту сторону.

— Эмка поворачивает.

— Как и большинство детей, я тебя уверяю! Отчетливо помню, как сама путала и поворачивала. Я ненавидела «б» и «д», но не так сильно, как «р» и «у». Изучив литературу по данному вопросу, я считаю, что нужно закрыть эти книги, сдать в библиотеку и навсегда забыть про них. Практика! Только практика! Нельзя научиться ходить, сидя на диване, нельзя научиться кататься на коньках, не падая, и грамотности нельзя научиться в уме. Я тебе со всей ответственностью заявляю, что все пугалки вроде дислексии — это не наш случай.

За «не наш» (вместо «не ваш») Полина Сергеевна была особенно признательна подруге.

Полина Сергеевна часто думала о превратностях дружбы и любви. Вопросы «почему любишь?», «почему дружишь?» не имеют исчерпывающего ответа, поскольку втиснуть в несколько лаконичных фраз многомерный, переменчивый, растянутый во времени и пространстве мир чувств невозможно. Как немыслимо заставить все дожди литься в одном месте или повелеть тайфунам собраться и двигаться в заданном направлении. И все-таки у дружбы есть основа, на которой она покоится, — это неравнодушие к проблемам друга, какими бы мелкими, незначительными, временными они тебе ни казались, сколь далеко ни лежали бы от твоих интересов.