– Надо же, как бывает…

– А с Ларкой, знаешь, и не такое бывает. Я ж говорю, умеет она к себе привязать… Так, стоп! Опять я откровенничать начинаю! И что у тебя за натура такая, нянька? Так и хочется перед тобой душу голышом выставить! Глаза у тебя, что ли, слишком добрые…

– Спасибо… – отчего-то засмущавшись, скромно потупилась Диля.

– Да не за что! Машк, ну где ты там? Собирайся, к бабушке поедем!

– Да, папочка! Мы с Аликом сейчас игрушки дособираем и поедем! – выкатилась в прихожую уже одетая и причесанная Машка.

– С Аликом? – озадаченно переспросил Гриша и метнул короткий взгляд в сторону Дили, будто просил у нее помощи. – Ты уверена, что к бабушке надо ехать с… Аликом?

– Да! Я без Алика никуда не поеду! – капризно выкрикнула, как отрезала, Машка.

– Машенька, пусть Алик со мной останется, можно? – присела перед ней на корточки Диля. – Мне же надо в магазин идти, я сумки с продуктами одна не донесу…

– Неть! – топнула ножкой девчонка и тут же скуксилась лицом, собираясь закатить слезную истерику. – Неть, я без Алика не поеду!

– Ладно, Дина, не старайся, – услышала Диля за своей спиной тихий насмешливый Гришин комментарий, – все твои доводы разобьются о твердость Машкиного характера, аки волны об скалы. Она у нас вся в мать…

– И… что же теперь делать? – нерешительно уставилась она на него.

– Да ничего. Значит, поедем с Аликом. Алик! – весело крикнул он в глубину квартиры. – Собирайся, поедем с нами!

– Но погоди, как же… – попыталась возразить Диля, но Гриша только рукой махнул нетерпеливо, проговорив со смешком: – Ничего, ничего! Моей маман полезно будет в этом детском саду встряхнуться! По крайней мере, хоть я отдохну от ее пристального внимания.

– А ты вместе с мамой живешь, да?

– Нет. Но во мне ее любви и навязчивой заботы уже впрок накопилось. Так что…

– А разве можно дать любовь и заботу впрок? – удивленно моргнула Диля.

– Еще как можно! – Он посмотрел на нее несколько снисходительно, как смотрит взрослый на задавшего глупый вопрос ребенка. – Ты же нянька-воспитательница, ты должна такие вещи знать! Хотя, прости, забыл… Ты же у нас не нянька, ты просто коллега по работе!

– Мам, а мне что, и правда нужно ехать? – неуверенно подергал ее за рукав тихо подошедший Алишер.

– Я не знаю… Видишь, Машка без тебя не соглашается.

– Все, дети, идемте! Одеваемся! – весело скомандовал Гриша, снимая с вешалки курточку Алишера.

– Ты смотри там, веди себя… осторожно! – успела шепнуть сыну на ушко Диля. Хотела сказать – «хорошо», да само собой вдруг вырвалось это «осторожно». – Ни в какие взрослые разговоры не вступай, помалкивай больше…

– Ладно, мам. Я понимаю.

– Алик! Пусть Алик! – заблажила вдруг не своим голосом Машка, когда Гриша попытался застегнуть ей «молнию» на комбинезоне.

– Давай уже, застегну, апа… – ласково прожурчал Алишер, поворачиваясь к девчонке.

– Как? Как ты ее назвал? Апа? – зашелся тихим смехом Гриша. – Это что такое?

– Ну, это у нас так к девушкам, к женщинам обращаются… – досадливо покосившись на сына, принялась торопливо объяснять Диля. – Когда хотят выказать любовь и уважение, говорят – апа…

– Я – апа! Я – апа! – радостно запрыгала к дверям Машка, подхватив для полного счастья еще и Шурика на руки, и Диля закрыла глаза, со страхом представив себе, как они там, в гостях у грозной Гришиной матери, с этой «апой», с Алишером и с Шуриком уживутся…

– Когда хоть вас ждать-то? – тоскливо проговорила она в Гришину спину.

– Не знаю. Насколько у маман терпения на этот детский сад хватит. Я думаю, ненадолго.

Оставшись одна, Диля медленно прошлась по будто оглохшей без детских голосов квартире, потом уселась на диван, подтянула колени к подбородку. Внутри было неприютно, словно находилась она сейчас не в теплой уютной гостиной, а на холодном пыльном сквозняке, и почти физически чувствовалось, как ощущение смутной неприкаянности поднимается из солнечного сплетения и идет дрожащим холодком к горлу. Нет, зря она все-таки Алишера от себя отпустила. Еще неизвестно, как поведет себя эта незнакомая Гришина матушка, вдруг чем обидит мальчишку…

Вообще, можно было бы сейчас и поплакать на воле, да, однако, не получалось. Она и вздыхала горестно, и лицом слезно куксилась – слезы не шли. Черт его знает почему. Тонкая эта субстанция – слезы. Когда нельзя плакать – они тут как тут, когда можно – сидят внутри, и ничем их наружу не выманишь. Хорошо, что глаза начали слипаться, лучше и впрямь уснуть, быстрее время пройдет…

Приснился ей яркий сон, вспыхнул в мозгу странной короткой картинкой. Будто сидят они все – Лара с Гришей, она, Алишер с Машкой – на скамейке под цветущим персиковым деревом в их душанбинском дворе. Плечом к плечу сидят, ничего не говорят, только улыбаются довольно, как будто щелчка фотоаппарата ждут. И на душе у Дили светло и празднично, и чувствует она себя вроде как хозяйкой положения, как мать большого и дружного семейства. Даже уходить из этого сна не хотелось. Но что-то будто толкнуло в плечо, и она встрепенулась, подняла от коленок голову, огляделась. Обстановка чужого дома тут же полезла в глаза, напомнила о себе усмешливо – ишь, размечталась короткими снами, чужачка! Вот приедет скоро настоящая хозяйка, и уйдешь отсюда. Потому и нечего себе всякими снами голову морочить.

Пробурчав мысленно что-то вроде «не особенно и хотелось», Диля сползла с дивана, медленно поплелась на кухню, решив сварить себе крепкий кофе. Все-таки нет хуже состояния, чем вынужденное безделье! Она ж работать сюда приехала, жизнь как-то определять, а сама сидит в этой квартире, ждет неизвестно чего. Время теряет. А по закону, между прочим, для нее всего-то три месяца определено на легальное здесь пребывание и определение с дальнейшей жизнью. И ей надо обязательно договор с каким-нибудь работодателем в миграционную службу отнести, чтоб ей срок этот хотя бы до года продлили, а не отсиживаться здесь в няньках!

Втайне она конечно же надеялась, что Ирина Григорьевна все же уступит ей это место, не вернется. Тогда и договор вожделенный можно у Лары попросить. И комнату на зарплату снимать. Как говорится – все вперед. Вот приедет Лара, она сразу и поговорит с ней об этом. А вдруг Ирина Григорьевна все-таки вернется? Тогда опять же Ларе надо будет в ножки падать, чтобы порекомендовала ее куда… В общем, как ни крути, а не зря она здесь в няньках сидит. Есть, есть у нее здесь свой шкурный интерес. А без интереса ей никак нельзя. Слишком в ее положении шикарно будет, чтоб о своем ничтожном расчете не думать.

Держа в руках чашку с кофе, она уселась перед телевизором и, по-прежнему увязая в своих тревожных мыслях, начала бездумно переключать каналы. Надо бы сосредоточиться на чем-то, потому как – она уже по опыту знала – тревожные расчетные мысли до добра не доведут. И как последние силы в этом нервном костерке сгорят – не заметишь. Кино, что ль, хорошее посмотреть? На каком-то из каналов вроде гайдаевская комедия шла…