– И что, в этом вся проблема? Если только в этом, я тебе любой договор нарисую! Да хоть десять! С печатями, подписями и штампами! И даже апостель нарисую, если скажешь! Снесешь в свою миграционную службу, и живи себе!

– Ну, я не знаю… – развела руки в стороны Диля, сраженная ее напором.

– Да тут и знать больше нечего! Дети будут жить в детской, тебе оборудуем комнатку, которая вроде кладовки рядом со спальней, видела? Там, правда, окна нет, зато вентиляция есть. А можешь в гостиной на диване спать, если хочешь.

– Да не в этом же дело, Лар! – нетерпеливо перебила ее Диля. – Понимаешь… Я даже не знаю, как это объяснить… Я же сюда навсегда приехала, мне назад нельзя. Мне каким-то образом надо здесь основательно устраиваться.

– А у меня что, не основательно? Или у тебя средства имеются на покупку собственного жилья?

– Нет… Нет у меня никаких средств…

– Ну, а тогда в чем дело? Считай, что я – это и есть твой основной шанс. Живи на всем готовом, копи себе денежку. Зарплату я тебе достойную положу. Берем твою зарплату офис-менеджера и умножаем на два. За няньку и за повариху с горничной. Ты думаешь, я не заметила, какой ты у меня порядок навела? Еще как заметила! У меня сроду такого не бывало, даже в лучшие времена. Оставайся, Дин! И тебе хорошо, и мне тоже… Когда знаешь, что тебя дома кто-то с тарелкой горячего супа ждет, всегда жить легче. И когда ребенок твой добрым теплом целый день согрет… Оставайся, Дин! Пожалуйста!

– Ну хорошо… – неуверенно пожала плечами Диля. – Только непривычно мне все это как-то. Слушай, а кто будет на фирме офис-менеджерские обязанности исполнять, пока Ирина Григорьевна болеет?

– Ой! Подумаешь, обязанности! Не смеши меня! Секретарша с ними прекрасно справится, побегает, растрясет красивую задницу. Да и Ирина Григорьевна недели через две точно появится, зуб даю! Испугается заработка лишиться. Прямо с больничной койки приползет, вот увидишь. Так что ты в данном случае ничего не теряешь, а, наоборот, счастливый билет вытаскиваешь.

– Да. Если так, то ты права. Действительно, вытаскиваю, – покивала Диля, взглянув на Лару уже с другого ракурса. То есть уже как на хозяйку взглянула. Немного трусливо, немного с подобострастием. Видимо, какой-то ген, присущий половине ее восточной природы, в этот момент голову поднял. Извечная робость подчиненного перед начальником, «большим человеком». Но и у русских, она знала, такая поговорка есть, этот ген оправдывающая, что-то там про начальника и про дурака…

– Ну вот и договорились наконец! – хлопнула ладонями по столешнице Лара. – Только давай уж я тебя сразу предупрежу. Характер у меня отвратительный. Если начну орать ни с того ни с сего – не бери в голову. Считай, что это я не на тебя ору, а зверя из себя выпускаю.

– Какого зверя? – испуганно подняла на нее глаза Диля.

– А бог его знает! Иногда, если разозлюсь, организм вдруг совершенно неадекватные реакции выдает, я в эти моменты сама себе не принадлежу – крышу будто напрочь сносит. Правда, на фирме к моим странностям уже привыкнуть успели. И Гришка в свое время привык. Так что в случае чего – спрячься, перетерпи. А потом я обычно долго и нудно мучаюсь совестью, прошу прощения за свой неадекват. Что делать – организм так устроен…

– Ладно. Как у вас говорится, поживем – увидим?

Диля улыбнулась, подняла на хозяйку веселые, смелые глаза. По крайней мере, ей очень хотелось, чтоб они были веселыми и смелыми. Ну его, этот восточный ген. Тем более она в домоправительницы на двойную зарплату и не навязывалась, никто Лару за язык не тянул, сама уговорила…

Жизнь в Лариной квартире потекла для них с Алишером как теплый песок меж пальцев – занятие приятное и по сути своей бестолковое. Ну, живут. Пьют, едят, с Машкой нянькаются. С одной стороны, хорошо и сытно, и над головой не капает, а с другой… Душа мучается неопределенностью положения. Ни тебе нового круга знакомых, ни мало-мальски профессионального поля деятельности. Когда сюда ехала, по-всякому в это поле внедриться хотела – хоть кем. Хоть строительной разнорабочей, хоть судомойкой, хоть торговкой на рынке, лишь бы денег на жизнь да на съемное жилье заработать. А если повезет, хотелось бы и понадежнее пристроиться – в каком-нибудь рабочем общежитии, например. Люди, говорят, в таких общежитиях годами живут, и ничего, привыкают как-то. И вовсе она не видела себя ни офис-менеджером, ни тем более – домоправительницей. Шикарно слишком. Хотя относительно денег Лара была права – при таком жизненном раскладе, то есть на всем готовом, хорошую заначку скопить можно. На будущую трудную и непредсказуемую жизнь. Под этим теплым крылышком долго не протянешь, трудности и непредсказуемости рано или поздно все равно нагрянут, и никуда от них не денешься. И лучше бы побыстрее в них окунуться, принять, привыкнуть да жить потихоньку, а не сидеть тут сложа руки, не гонять в голове зыбкие страхи.

Хотя организм, как она вскорости почувствовала, оценил ситуацию по-своему. То есть очень для себя хорошо оценил. Быстро появился под кожей свеженький жирок, исчезли впадины над ключицами, огладились выпирающие наружу ребра, и кожа на лице приобрела оттенок дозревшего до сочной спелости персика – у нее такая кожа только в шестнадцать лет была. Разглядывая себя в зеркале, Диля хмыкала – надо же, прямо хоть замуж за кого просись… И тут же себя одергивала сердито – вернись, мол, в реальность, девушка! Кто тут на тебя, на неприкаянную полукровку и мать-одиночку, бросится? Надо простыми надеждами жить да громко петь внутри себя песенку «не верь, не бойся, не проси», а не сопливиться девчачьими мечтами.

Но все равно, идя по улице, нет-нет да бросала взгляд на свое отражение в зеркальных витринах. Благо что зеркальных витрин в этом городе было достаточно, чуть ли не на каждом шагу. Иногда совсем уж основательный соблазн нападал – так и хотелось постоять, повертеться, оглядеть себя, красивую, хорошо и дорого одетую. У нее и одежды раньше такой никогда не было. И даже мысленных к ней вожделений, которые у каждой уважающей себя женщины в потаенных уголках сознания прячутся, не было, пока Лара в душевном порыве однажды дверцы шкафа не распахнула и не начала бросать ей в руки красивые тряпочки одну за другой, решительно приговаривая при этом:

– Это мне мало… Это я так ни разу и не надела… А это я вообще не помню, откуда взялось! Бери, Динка, носи на здоровье!

– Ой… Это же ужасно дорого, Лар… – растерялась она в первый момент, бережно расправляя в руках брюки, блузки, мягкие пуловеры. – А эта куртка… Она же новая, вон даже этикетка не оторвана!

– Да? Может быть… – равнодушно глянула Лара на гордо блеснувшую фирменным лейблом этикетку. – Я вообще-то по магазинам ходить не любительница, захожу и скупаю сразу все в кучу, а потом забываю. Нет у меня страсти к шопингу, хоть убей. Гришка недаром всегда повторял, что относительно меня природа ошиблась, вселила, мол, в чисто женское блондинистое обличье грубый мужской характер. Так что мне все эти тряпочки действительно по фигу! Бери, не жалко!

– Спасибо, конечно… – ловко поймала Диля летящую из-под Лариных рук очередную тряпочку. Тряпочка оказалась толстым шерстяным шарфиком в синюю и белую клеточку, и Диля проговорила непроизвольно: – Ой, а это Алишеру подойдет… У него как раз теплого шарфа на зиму нет!