Но такая снисходительность чекистов была возможна лишь до тех пор, пока безопасности союзников ничего не угрожало. Поэтому-то так и был напуган Валет.

— Прошу тебя, Боря, выручи! А я тебе по гроб жизни обязан буду: девочки, любая выпивка, марафет[75]— короче, любой каприз, как говорится, за счет заведения. Только дай слово, что все останется между нами. Дело-то подсудное.

— Да говори ты толком! — раздраженно перебил официанта Нефедов.

Борис был сильно выпивши. Еще накануне вечером он вместе с механиками занялся переборкой двигателя своего самолета. Работы было так много, что некогда было отлучиться из мастерских в столовую. Когда же через сутки работа была наконец закончена, механики достали большую флягу с самодельным ликером «Шасси». В качестве закуски Борису предложили маленькую конфетку. Обычно пьянея, Нефедов сохранял ясность ума и твердость движений, только становился вспыльчив и груб. А и без того не слишком развитое у него чувство опасности исчезало вовсе.

Валет принялся рассказывать, как по заказу одного немца нашел ему в городе двух красоток-куколок. Когда стемнело, привел клиента в нужный дом на городской окраине, получил с него полный расчет за оказанную услугу и уже собрался уходить. Но тут из коридора в комнату ворвались трое амбалов. Они сшибли немца с ног, начали его обыскивать, снимать с иностранца дорогой пиджак, массивный золотой перстень, ботинки, часы. Правда, перепуганного сутенера налетчики бить не стали. Ограничились тем, что отняли у него полученные за проституток деньги, припугнули, чтобы держал язык за зубами, и пинком вышибли на улицу.

— По всему видать, троица эта — залетные гастролеры, — трясущимися губами лепетал Валет. — Да и «матрешек» этих я только третьего дня на бирже склеил. Хату для них снял, а они меня так подставили. Вот и верь после этого женскому полу!

Бориса больше всего интересовало, кто именно стал жертвой заезжих бандитов. Узнав, что на крючок попался его инструктор, Нефедов схватил официанта за пестрый пижонский галстук:

— Слушай, ты, кот[76]облезлый! Запомни: если с немцем мокруха[77]выйдет, я тебя в натуре так за галстук возьму,[78]что белый свет померкнет!

— Меня самого до кишок раздели, Боря! — плаксиво оправдывался официант. — В отобранном портмоне вся моя недельная выручка лежала.

— Сейчас заплáчу! — зло сплюнул Нефедов и велел Валету скорее вести его к дому, где произошло нападение.

— Вот спасибо те, Боря! Век не забуду… Ведь в милицию мне нельзя… У самого рыльце в пушку.

Перед темным переулком Валет в нерешительности остановился и боязливо кивнул Борису на неясные тени впереди. Там зловеще двигались темные силуэты, слышалось тихое перешептывание.

— Может, я здесь подожду… Тут недалеко осталось: старый казарменный барак, восьмая дверь слева по коридору. Под номером девять.

Вместо ответа Борис достал из кобуры парабеллум[79]и ткнул его стволом официанта в бок.

Лицо сутенера вытянулось.

— Если почувствую, что ты с этими молодчиками заодно, — пристрелю, как собаку!

Валет оторопел окончательно.

— Помилуйте, Борис, извините, не знаю, как вас по отчеству. Вы же командир Красной армии… Я к вам, можно сказать, как к защитнику обратился… Клянусь, я сам жертва!

Официант был лет на десять старше Нефедова, но разговаривал с юношей с почтительным подобострастием.

Пройдя переулок, они оказались в глухом, темном дворе. Из-за грязных стекол окон бараков едва пробивался слабый свет керосинок. Воздух здесь был зловонен и тягуч. В самой атмосфере присутствовали страх и тоскливое предчувствие беды. Где-то неподалеку играла пьяная гармошка, затем вдруг послышался женский визг и следом мужская матерная ругань.

— Ну! Чего опять встал, п-пшел вперед! — Борис грубо толкнул пистолетным стволом меж лопаток своего замешкавшегося на крыльце провожатого.

В длинном темном коридоре пахло сыростью и кошачьей мочой. Чужому в этот мир нищеты и безнадежной озлобленности на внешний мир лучше было не соваться. Во всяком случае, без надежного оружия.

В глубине коридора послышались приглушенные голоса. Борис остановился. Хлопнула дверь, заскрипели подгнившие доски под чьими-то шагами. Что-то подсказало Нефедову, что он оказался на пути покидающей место преступления шайки налетчиков.

— Руки в гору, суки! Оружие на пол. Выходить по одному ко мне спиной. Шмаляю[80]без предупреждения, — грозно прокричал Борис и для острастки выстрелил в потолок. Послышались растерянные мужские и истеричные женские голоса:

— Лягавые! Засада!.. Все, засыпались!!! Федя, это уголовка! Не надо!

После короткого замешательства темноту прорезали вспышки ответных выстрелов. За спиной Бориса удивленно вскрикнул и тихо, жалостливо застонал Валет. Нефедов тоже почувствовал, как его живот что-то обожгло. Опьянение на какое-то время приглушило симптомы тяжелого ранения.

Очень быстро тесное пространство коридора наполнилось пороховыми газами; пулям было здесь тесно, и они с противным визгом рикошетили от стен.

Поняв, что им не уйти обычным способом, бандиты вырвались из здания через окно обшей уборной. Борис преследовал их по темным садам и пустырям городской окраины. Возле леса летчик почти настиг двоих преступников. Снова завязалась перестрелка. Все это время боль медленно разливалась по животу молодого человека. Он и не понял, в какой именно момент провалился в бредовые галлюцинации…

Сознание ненадолго вернулось к тяжелораненому летчику, когда санитары несли его на носилках к карете «Скорой помощи». Сорокалетний мужчина в круглых очках-«велосипедах» и в синей гимнастерке начсостава милиции возник перед глазами Нефедова, словно из тумана. Он нагнулся к сильно побледневшему лицу юноши и озадаченно проговорил:

— Самого Федьку Лешего застрелил. По золотой фиксе[81]и наколкам только что опознали гада. Он прошлой зимой в Нижнем двух агентов угрозыска убил. Вся милиция по его кровавому следу идет, а ты его вместе с подельником кончил… Вот такие дела, парень…

Пересиливая боль, Борис стал рассказывать про ставшего жертвой преступников немецкого летчика и про то, где его надо искать.