– Непременно!

Он назвал цену, и я, не торгуясь, отсчитала ему деньги.

Ничего, Сарычев заплатит.

Дядечка со своей тележкой потянулся в сторону площади, а я, выждав, когда он скроется в толпе, запустила руку в переплет книги и пошарила там.

Ничего не найдя, посмотрела вслед продавцу.

Его уже не было видно.

Неужели это не та книга?

Нет, Майка четко сказала: «Уголовный кодекс», а тут вряд ли было два экземпляра… И один-то долго лежал, кому такой кирпич понадобится…

Может быть, кто-то уже добрался до этой книги?

Я взяла том за корешок и потрясла его.

Проходившая мимо старушка интеллигентного вида с осуждающим видом покачала головой:

– Разве можно так с книгами обращаться? Вот она, современная молодежь! Совершенно не ценят книги! Вот, книга уже порвалась, из нее страница выпала!

Действительно, из толстого тома вылетела страничка. Ее подхватил ветер и понес в сторону перрона.

Я коршуном бросилась за этой страничкой, но новый порыв ветра зашвырнул ее в щель между газетным киоском и стеной.

Я направилась к киоску, чтобы достать листок.

При этом я не оглядывалась по сторонам, я вообще ничего не видела вокруг.

И вдруг кто-то схватил меня за плечо.

Я дернулась, попыталась вырваться, но чья-то твердая рука сжимала мое плечо, а к моему лицу поднесли тряпку, пропитанную резко пахнущей дрянью.

Голова у меня закружилась, и я потеряла сознание.

Воин в золоченом доспехе ударил в серебряный гонг, и по этому сигналу два стражника распахнули ворота.

Асаф-бек прошел вслед за сопровождающим его прислужником и оказался в длинном коридоре, украшенном парчовыми занавесями. Воздух в этом коридоре был пропитан ароматом камфары и других благовоний, которые курились в расставленных вдоль стен золотых сосудах, выполненных в виде павлинов с распущенными хвостами.

Асаф-беку тяжело было дышать этим воздухом, воздухом интриг и власти, он привык к вольному, чистому воздуху степей и гор, к воздуху свободы.

Впереди, в конце коридора, виднелись две высокие двери, отделанные золотом и слоновой костью. Перед этими дверями стояли несколько стражников-раджпутов в богато украшенных золотым шитьем камзолах, под которыми виднелись стальные доспехи.

Таковы и сами раджпуты – снаружи пышные, пестрые наряды, внутри – твердые, как сталь, мышцы и бесстрашные сердца. Настоящие воины.

В руках раджпутов были длинные копья из железного дерева со стальными наконечниками в форме узкого древесного листа, на поясе у каждого из них висел огромный меч с изогнутым лезвием в драгоценных ножнах.

За спиной у Асаф-бека снова прозвучал удар серебряного гонга, протяжный звук поплыл в насыщенном ароматами воздухе.

В ответ на этот сигнал раджпуты открыли одну из дверей.

– Следуй туда, господин! – вполголоса проговорил сопровождающий афганца прислужник, отступая в сторону. – Дальше мне не положено входить.

– А куда ведет вторая дверь? – спросил Асаф-бек, прежде чем пройти в открытую дверь.

Он всегда старался заранее выяснить, есть ли запасные пути отхода.

– Этого тебе лучше не знать, господин! – ответил прислужник и, поклонившись, исчез в боковом проходе.

Асаф-бек шагнул вперед, пройдя между суровыми раджпутами, и оказался в просторном, богато украшенном зале со сводчатым потолком, украшенным золотыми звездами, как ночное небо над афганскими горами. Из полутьмы выступал стройный лес колонн, пламя трепетало в золотых светильниках.

У самых дверей его встретил человек в пышном наряде, расшитом золотом и украшенном драгоценными камнями.

Неужели это всего лишь слуга падишаха? Как же богато одет сам повелитель Индии?

Афганец почтительно поклонился, но незнакомец удержал его:

– Я не стою твоего поклона, господин! Я всего лишь жалкий раб падишаха, которому приказано проводить тебя к основанию Павлиньего трона. Следуй за мной, господин!

Асаф-бек послушно последовал за прислужником, оглядываясь по сторонам и стараясь не показать изумление перед окружающей его роскошью.

На фоне этой роскоши дары, которые послал падишаху его правитель, показались Асаф-беку жалкими и ничтожными.

Они пересекли один зал и вошли в другой, еще более роскошный. Полы его были выложены плитами узорчатого мрамора, стены покрывали бесценные хоросанские ковры и занавеси из китайского шелка. Золотые курильницы струили волшебные ароматы.

И вновь они оказались перед высокими дверями, отделанными золотом и слоновой костью. И вновь по сторонам от этих дверей стояли рослые воины-раджпуты, только их одежды и оружие были куда роскошнее прежних.

Перед этими дворцовыми охранниками Асаф-бек в своих лучших парадных одеждах почувствовал себя нищим дервишем, жалким оборванцем, побирающимся на городском базаре.

Однако не в его правилах было робеть и теряться где бы то ни было. Он расправил плечи и гордо вскинул голову.

Один из раджпутов приблизился к Асаф-беку, проговорил что-то повелительным тоном, протянул руку.

– Отдай ему свое оружие, господин! – вполголоса пояснил прислужник. – Перед лицом Владыки Мира, Опоры Вселенной нельзя представать вооруженным!

Асаф-бек неохотно отстегнул свой верный меч, протянул его стражнику.

Прислужник что-то произнес вполголоса, раджпуты распахнули двери и расступились перед афганцем.

– Следуй вперед, господин! – прошептал его спутник. – Скоро ты узришь Свет Мира, Столп, подпирающий небосвод, – его величество падишаха!

Асаф-бек шагнул вперед.

Перед покоем, в котором он оказался на этот раз, все прежние залы померкли. Здесь не было, казалось, и пяди, не украшенной золотом, серебром или слоновой костью.

От сияния и блеска глаза Асаф-бека, привыкшие к беспощадному солнцу пустыни, едва не ослепли.

В центре зала возвышался трон падишаха, к которому вели широкие серебряные ступени. Сам трон сверкал, как солнце на рассвете. Казалось, он был сотворен из солнечного света и лунного сияния и инкрустирован небесными звездами…

Впрочем, конечно, трон был сделан не из солнечного света, а из золота и украшен драгоценными камнями – бесценными смарагдами и яхонтами восточных гор, сияющими алмазами Голконды. Спинка трона представляла собой двух павлинов с распущенными хвостами, и эти хвосты были усыпаны самоцветами, сверкавшими так, что глазам Асаф-бека было больно, и дыхание его перехватывало от восторга.