С этими словами он швырнул часы на пол и с яростью раздавил их каблуком.

«Глаза его метали молнии, — писала потом Мария Валевская, — мне казалось, что я вижу страшный сон и тщетно пытаюсь пробудиться. Я хотела встать, но его ужасный взгляд приковал меня к месту, я закрыла глаза и съежилась в углу дивана, на котором сидела. В ушах моих отдавался стук его каблуков, крошащих вдребезги злополучные часы. Вдруг я почувствовала, что поднимаюсь в воздух. „Ну, сейчас я проснусь“, — подумала я с облегчением. Но какая-то сила сжала меня так, что я задохнулась».

После этого Мария, не сдержав наплыва чувств, в полуобмороке рухнула на диван.

* * *

Некоторые историки утверждают, что Наполеон овладел Марией в то время, когда та была в обмороке. В частности, Андре Кастело пишет:

«Когда она пришла в себя, то поняла, что обезумевший Наполеон, воспользовавшись ее состоянием, овладел ею».

Ему вторит Фредерик Массон:

«Когда к ней возвращается сознание, она уже не принадлежит себе».

Так ли это было на самом деле? К сожалению, во всей этой странной истории приводит в отчаяние именно то, что ничего нельзя утверждать наверняка.

Как бы то ни было, историк Ален Деко оправдывает Наполеона, ссылаясь на его «недостаточное умение вести себя с женщинами». Он уверен, что Наполеон «имел полное право считать поведение Марии Валевской проявлением кокетства, типичного для славянской женщины, которая бывает то огненной, то холодной».

Доказать, что Наполеон поступил с Марией именно так, как утверждается, невозможно. Никто тогда никаких медицинских экспертиз не делал и даже не думал об этом. Скорее всего, поначалу Мария и сама не очень поняла, что с ней произошло…

Знала ли она, что все этим закончится? Скорее всего, да. Догадалась ли она о том, что все же случилось? Тоже, скорее всего, да, ибо на следующий день она написала мужу:

«Считайте меня отныне умершей, и да сжалится Господь над моей душой…»

Так начался один из самых знаменитых романов не только в истории Франции и Польши, но и в истории всей Европы…

* * *

По мнению Андре Кастело, «Мария никогда не упрекала Наполеона за проявленное к ней насилие, и все ее последующее поведение говорило о том, что она на него за это не обиделась». Более того, она на самом деле увлеклась им. Пока не полюбила, пока нет, но сильно увлеклась, ведь не надо забывать, что Наполеон стал первым настоящим мужчиной в ее жизни (не считать же, право, таковым ее мужа, старого графа Валевского). И этот первый мужчина полюбил ее, о чем свидетельствует это письмо, которое он ей написал, судя по всему, уже на следующий день:

«Мадам,

Мне так хочется узнать от вас, здоровы ли вы и как вы провели эту ночь. Всю ночь вы не покидали своего обычного места в моих мыслях. Я навсегда сохраню самые теплые воспоминания об этой божественной ночи <…> Мне просто необходимо сказать вам, как вы мне дороги; если вы в этом сомневаетесь, то тем самым сильно огорчите меня. Вы так много мне обещали, не могли бы вы в счет ваших обещаний сделать что-нибудь уже сегодня? Мария, знайте же, я вас люблю, и вы мне очень польстили тем, что разделили со мной эти чувства. Надеюсь, вы сохраните верность мне? Тысячи раз целую ваши ручки, а один раз в грудь, туда, где бьется ваше сердце, спокойствие которого я немного нарушил. Видите, в него тоже вселился дух возмездия. Прощайте, друг мой, мне будет так приятно увидеть вас сегодня вечером!»

В этот же день Мария написала мужу и сообщила о своем решении порвать с ним. Старый граф, осознав, в каком он оказался положении, удалился в свое имение в Валевицах, где под присмотром тетушек жил их с Марией сын Антоний. Однако в Варшаве никто не осуждал молодую графиню. О морали нужно забывать, когда речь идет о любви королей и императоров.

* * *

Прошло совсем немного времени, и Мария начала писать Наполеону нежные письма, о чем можно судить вот по этому его ответу:

«Мадам,

Ваше письмо, как и вы сами, само совершенство, и оно меня осчастливило <…> Как мне хотелось поговорить с вами вчера, я чувствовал, как что-то помимо моей воли тянет меня туда, где вы, и порой мне приходилось останавливаться на полдороге <…> Милая, хорошая, прекрасная, чудесная Мария <…> Очень хочется увидеть вас сегодня вечером, всего на несколько мгновений, чтобы из ваших уст услышать то, что вы мне написали и так хорошо мне растолковали <…> Друг мой, разве сердце ваше не трепещет от того горя, которое вы мне причиняете? Я не уверен, но мне показалось вчера, что в ваших глазах столько сладостной грусти! Я покрываю их своими поцелуями, чтобы усилить грусть, и падаю к вашим ножкам».

Через несколько дней он написал ей еще несколько строк, в которых слышится отзвук биения его влюбленного сердца:

«Вы были так хороши, так прекрасны вчера вечером, что, когда я лежал ночью в постели, долго не мог уснуть, мне казалось, что я все еще вижу вас перед собой. Никакие сумерки, никакая тьма вас не скроют, ведь вы настоящий ангел <…> Моя сладостная любовь, волшебный поцелуй в ваши прекрасные губки…»

Так когда-то он писал Жозефине… Но теперь он любил Марию и, стараясь доказать ей, что не забыл про свои обещания, объяснял:

— Я заставил Пруссию оставить ту часть вашей страны, которую она узурпировала, со временем образуется остальное. Сейчас нельзя сделать всего, да и момент неподходящий. Нужно набраться терпения. Политика — это веревка, которая может лопнуть, если ее слишком сильно натянуть. В ожидании этого момента формируются ваши политики. Вон сколько их у вас! Вашей стране не занимать достойных патриотов. Да и опытных рук у вас хватает, я с этим согласен. Из всех пор ваших храбрецов проступают честь и отвага. Но этого мало. Нужно еще большее единодушие.

* * *

Фредерик Массон констатирует:

«Отныне — это связь, если можно так назвать ее обыкновение каждый вечер являться во дворец, с пассивной покорностью принимать ласки, за которые она ждет награды; если она и отдалась или, вернее, позволила взять себя, то не за такие пустяки, как назначение временного правительства, создание эмбриона армии и присоединение нескольких рот легкой кавалерии к охране французского императора. Плата, которая одна только могла бы удовлетворить ее, оправдать в собственных глазах, это восстановление Польши как нации и государства. Не умея притворяться, казаться любящей, когда сердце не испытывает ничего, не умея симулировать страсть, которой не знала ее целомудренная душа, она не имеет никаких данных, чтобы подчинить себе любовника и руководить им, и не способна же скрыть от него, каков единственный стимул, которому она повинуется. Каждый вечер она сводит разговор на то, чем постоянно занята ее мысль; он утешает ее, обнадеживает, даже обещает, но все — в счет будущего, будущего, мучительную пытку которого она предвидит».

Хотя Мария Валевская и изменила мужу, и это стало так же хорошо известно, как и любое другое скандальное событие той эпохи, ее репутация пострадала сравнительно мало. Другие неверные жены заводили любовников главным образом для увеличения собственного благосостояния или ради чувственных радостей. Что же касается поведения Марии, то оно в значительной мере было самоотверженным и романтичным. Она изменила супругу только с одним мужчиной, и думала она при этом только о благополучии своей страны.