– Да, – солгала она, не моргнув глазом. – Сказали, что у них траур по Матушке. После подумают, как выставить непрошенных гостей.

– Когда? – нетерпеливо спросил он, настаивая на ответе.

– Подумают, сообщат. Пошлют сороку с письмецом.

В покои вкатили столик, накрытый для двоих. Ее Величество отломила кусочек сладкого пирога с мясцом, из которого сочилась полусырая жидкость.

– Скажи, почему ты меня любишь? – спросила она с набитым ртом. – Я хочу знать! – Она подняла бокал, отпила глоток вина и пристально взглянула на своего мужа.

– Спроси чего-нибудь полегче! – ответил он, пожимая плечами. – Наверное, каждый влюбленный об этом думает. Умру, если уйдешь, умираю, если не думаешь обо мне, с ума схожу, если ревную. Увидел и понял – я твой. Утонул в глазах. Сердце сказало, что ты – моя судьба. И всегда говорит мне об этом. Страшно подумать, что я мог бы не прийти к твоему отцу, не увидеть тебя…

– А смог бы полюбить другую? Не такую красивую, глупую, грязную и оборванную?

– Проклятую, ты хотела сказать? – обиделся Его Величество. – С ума сошла?

Он оскорбился, и она его понимала. Кому бы понравилось, если бы к нему пришли и сказали: вот, тот алкаш, который пахнет помойкой – твоя судьба, твоя половина, твоя жизнь, с которым будешь судиться. Или алкашка… Ужас нашел бы на любого. Именно поэтому вампиры искали свободы и добивались ее, обрезая ребро, оставляя его тем, чем он был, что он есть, что он будет, убивая любую мысль об ответственности, закрывая доступ любым чувствам, которые приходит вместе со словами со стороны другого человека, оставляя себе только любовь и поддержку. Зачем знать, как живет другой человек, когда жить можно лучше? Кто запретит жить красиво?

Его Величество присел рядом с Ее Величеством и мягко взял жену за руку, отложив вилку из ее рук в сторону.

– Я вроде бы не давал повода ревновать? – сказал он, приникая к уху горячими губами, пощекотав сережку и откинув назад прядь золотистого локона. – Но расскажи мне, что там происходит на самом деле? Я же чувствую… Или мне самому разобраться?

– Нет! – взвизгнула Ее Величество и тут же сменила тон: – Не мешай мне есть. Я же сказала, торопиться не будем. Возможно, будет война… Я понимаю, глупо прозвучало, но мне сейчас не до шуток. Мне нужно подумать… До завтра. Их, проклятых, только дядька Упырь и мог бы понять… найди мне врача, который поставит его на ноги! – потребовала она.

Его Величество растерялся.

– Ну… хорошо… Но ты же знаешь, лучшие врачи уже здесь.

Глаза ее потеплели. Может, зря она сомневалась в своих заклятиях? Непохоже, чтобы к нему обратились с той стороны, иначе чувствовал бы беспокойство. Разгневан, но спокоен. Чего же они хотят? Обидно, что муж все еще смертный.

Ее Величество некстати подумала: при встрече со Спасителем надо бы поинтересоваться: если все спасенные и воскресшие воскресают, как ангелы Божьи, и не женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут – где все воскрешенные им? Тот же Лазарь, тело которого подгнивало, когда Он его воскресил? Да так, что тот возлежал с Ним за шесть дней до Пасхи? Или первосвященники все же убили Лазаря, которого уже нельзя было убить? А куда делись воскресшие святые в день, когда Спаситель испустил Дух? А может, привидения – это и есть спасенные люди?

И сам Он – счастлив ли с Магдаленушкой? Имеют ли они еще радости земной жизни? Или вот, муж ее, оставит ее в день воскресения и будет он сам по себе, а она сама по себе? Или многие вампиры лежат в гробах и ждут своего часа – как бы понять, о чем они думают, что чувствуют, или лежат как бревна?

Ревнует ли она его… Было бы к кому… Проклятая отправилась в путь не ради чистой большой любви, она ничего не знает о нем, не помнит, а если бы вспомнила, очень бы удивилась. И другим, в уме его, не было места.

Пока (!) не было места…

Мысли Ее Величества были далеко, но она ответила мужу, открываясь поцелуям....

У подножия горы зловеще ухнула незнакомая птица. Вслед за нею ворвались два бледных всадника, рассекая пространство своими бестелесными телами. Сразу же заволокло небо тучами, или погасло красное солнце, готовое вот-вот закатится. Стало темно, налетел холодный ветер. Прогнулась и застонала земля в том месте, где ноги всадников опирались на нее. Заворочались покойники в своих могилах.

Зябко поежилась Манька, остановилась, разглядывая внезапную перемену. Но спокоен был Дьявол. Свет брызнул из глаз, освещая дорогу, так что и ветку неугасимого полена не пришлось доставать.

Она кинулась догонять своих спутников, которые бледными всадниками не заинтересовались, и теперь нарочито молчали, не касаясь этой темы, хитро ухмыляясь, как два заговорщика, молча посмеиваясь над ее страхами.

Манька сдалась.

– Кто-нибудь объяснит мне, что это было? – хмуро спросила она, продираясь между двух скалистых уступов, тесно примыкающих друг к другу.

Борзеевич захихикал, кивнув на нее Дьяволу.

– Милые вампиры опять произвели на нее впечатление! – протянул ей руку, вытягивая из расщелины. – Обошла бы! Чего в щель-то полезла? Вот так вампиры будут бродить по белу свету, пока не окончат свои дни!

– А не закончат, пока не перейдет род человеческий… Не сами, конечно, – Дьявол жестом указал в сторону благодатной земли. – Их объемное, предупредительно вежливое обращение к народу, что, мол, они все еще царствуют и не собираются расставаться с полномочиями, – добавил он, удивляясь, как она могла застрять в таком месте, где никто бы не застрял.

– А могут они … – Манька раскраснелась и пыхтела, подумав, что зря она не обошла расщелину в скале, а полезла за всеми. Все-таки Дьявол был бестелесным, а Борзеевич просачивался в любую щель, но предпочитал ходить как все…

– Могут, могут! – Дьявол не дал ей договорить, наконец, освободив ее общими усилиями. – Еще как могут! Иные при всадниках замертво падают, иные страх испытывают, иные так привыкли жить в их объемности, что не замечают. Но головушку, которая их рассмотрела, снесть не могут. Так что посмотрела, удивилась, ну и хватит! Стоит ли загружаться тем, что вампиры чего-то там празднуют? Живут, вот и празднуют… Со вкусом, надо заметить, живут – что ни день, то праздник!

Манька еще раз оглянулась, не без зависти, тяжело вздохнула, и уставилась вперед, разглядывая новое препятствие на пути к мечте. Казалось, отвесные стены упираются концами в небо. Лощина закончилась, предстояло снова карабкаться в гору. Она чувствовала себя уже не так уныло, как день или два назад. До вершины оставалось всего ничего. Пожалуй, к ночи, когда солнце сядет окончательно, доберутся. Проглотила комок обиды, вспоминая, что вампиры праздники имели, не изнуряя себя походами по непроходимым местам.

Удивление вызывал Борзеевич, который лазал по скалам как паук, подсказывая, куда поставить ногу, за что зацепиться, куда посохом вдарить, чтобы образовался выступ. Где он этому научился, он так и не смог вспомнить. Несомненно, в горах он уже бывал и не раз. Как-то раз даже надолго остановился, тупо рассматривая в определенном порядке сложенные камни. Кладка была явно рукотворная. Но кому понадобилось делать лестницу в таком недоступном месте? Манька тоже долго разглядывала ее. Камни уже осыпались и покрошились, выветрившись климатическими условиями.