– Нашел с кем сравнить… Еще была такая история: жил-был народ, беспечно, ибо ты был среди них. И нашли на него вампиры и убили всех до одного, и камня на камне не оставили – и канул народ в лету. Что же ты не учил их драться? Иосиф… Иосиф был исключением из правил, а тот народ – правилом.

– Разве я не учу? – возмутился Дьявол. – Я учу защищаться! Но попробуй-ка тебя заставить! Всегда так: хорошо человеку – и он уже забыл о врагах. Ты тоже Иосиф: продана в рабство и брошена в темницу, но люди, которые продали тебя, никогда не раскаются. Видишь ли, в твоем случае рубище тебе готовил отец. Так зачем показывать ему и тем, кто был с ним, свою боль? Твой конец и начало – земля, а не бог, который устроил себя на ней. Все они – мертвое жужжание, рана, которая стала язвой.

– Ну, земля хранит Бога…

– Земля прозрачней кристалла, который ты видела. Она не хранит, но имеет запись. А рисует она точно так же, как прямолинейный камень, который в кармане у Борзеевича. Если там шевелится что-то нечитабельное – это мерзость, если у тебя чувства, с которыми не можешь сладить – это тоже мерзость.

– А ты, Борзеевич, что молчишь? – Манька повернулась к Борзеевичу, который жмурился от солнца, разглядывая еще одну гору – выше той, которую, наконец-то, покорили.

– Ну… даже не знаю. Не многие изнуряют себя. Вот ты, знала, что у тебя железо не сношено, но было тебе хорошо – и не жалела о нем, не вспоминала даже, пылилось на чердаке… Так и люди. Им плохо, но жить пока можно – и не ищут спасения. А ведь это железо не только твои гири, и вампир с этой гирей живет. Просто эта гиря для тебя ад, а для него рай. Но так ли ему хорошо с ней, если он больной? В сумасшедших домах и такие есть, которые блаженно пускают пузыри и не могут выйти из этого состояния. Помнить о ближнем каждый день надо, а если вампир – каждую минуту. А народ разве помнит, что завтра к нему придет или Бог, или враг, или брат… Он думает: «вот придет, и разберемся», забывая о том, что враг не придет неподготовленный – прежде он подкопает фундамент.

Он кисло улыбнулся, заметив, как Манька недовольно пнула снег, метя в него. Скатал в руке комок и передумал бросать. Вспоминая о далеком прошлом, он чувствовал свое поражение, и, наверно, сожалел о своем богатом убранстве, от которого остались одни лохмотья. Но что мог сделать человек, окруженный врагом, привязанный к столбу с разложенным под ним хворостом? Весь мир привязан к этому костру, если не слышит крики о помощи. Человек поставил над собой человека, и теперь человек решает его судьбу. Но человек не Бог, он не способен влезть в шкуру другого и почувствовать его боль.

– Если бы я знала, то все было бы по-другому, – оправдываясь, расстроено проговорила Манька.

– Теперь знаешь, – пожал плечами Борзеевич. – Хитрые исторические книги имеет двоякое толкование, только так я смог сохранить остатки памяти. Вампирским умом одно, а счастье в другом. Все это аллегории. На земле две истины – вампира и Дьявола. Одна – крематорий, вторая – вечная жизнь. Ближе всегда та, которая легко достается. Вот ты, всю жизнь прожила в Аду, а встретила Дьявола – и подумала, да разве ж она была Адом? Но когда Дьявол ведет за руку, Ад уже не так страшен. Рано или поздно мир для человека исчезнет, он остается открытый всему, что лежит в его земле. Что сделает человек с червями один на один, когда обступят со всех сторон?

Вся жизнь фараона – со смертями, с борьбой за трон, с жестокостью, окруженная подневольными людьми доказывает, что он был вампиром, который не поднимал человека. Но знание есть знание – не добро и не зло. Им можно убивать, а можно защищаться. И невольно подумаешь: а не было ли сие грандиозное дружественное послание замыслом Дьявола, оставленное человеку? Если бы захотел, ему вполне по силам на него опереться. Люди из прошлого могли помочь только так, переступив через голову вампира, чтобы тот не увидел в сей книге Дьявольской мудрости. Вампиры-то меньше всего могут это знание поднять.

«Я твой сын, о Осирис Ани, чье слово – истина. Я пришел защитить тебя. Я собрал твои кости, и я собрал воедино твои части тела. Я принес твое сердце, и я поместил его на престол внутри твоего тела. Я приведу твой дом к процветанию после тебя, о, ты, который живешь вековечно.»

«Я защищаю тебя этим пламенем. Я отражаю твоего врага прочь от долины могил. Я разбрасываю песок у твоих ног. Я обнимаю Осириса Ани, чье слово – истина. С миром.»

«Я пришел, чтобы рубить на куски. Я не был разрублен на куски, я не позволю, чтобы тебя разрубили на куски. Я пришел, чтобы совершить насилие над твоим врагом, но я не позволю, чтобы насилие было совершено над тобой. Я защищаю тебя.»

Что в этом может понять вампир? Но ты можешь.

Земля твоя – Осирис Ани, писец, чье слово – истина, в который сеют огонь, чтобы защитить, а ты – враг, которого приходят разрубить на куски…

И книга мертвых стала книгой вечно живых.

По ней судят, каким местом люди думали в то время, как жили, а они не думали, они просто жили, но кто-то думал о том, что эта книга однажды поможет человеку возродиться из пепла, как птица Феникс. Он сделал так, что каждый мертвец мечтал лежать с ней в гробу. Но было ли у них знание, если фараоны бились насмерть за то, что один считал много богов – истина, а второй считал, что Бог должен быть один. Разве ты не считаешь Дьявола единственным Богом? Но разве земля твоя не божество? Твой дух парит над нею, и заключен в землю, но что ты без нее? Разве в Аду не она стала твоей опорой? Разве не ее читала ты?

Когда-то знания вампира были совершены, и сводились к тому, чтобы обмануть Дьявола и землю. Но человек ушел с земли, и с ним ушли знания, потому что все знания взяты от человека, который получил их от Дьявола. Не доказано, что Иосиф прошел по земле Египта, но Египет был колыбелью цивилизации, в которой утвердился Царь и престолонаследие. В других местах народ решал, кому доверить себя. Может, египетские пирамиды смотрятся круто, но кто, кроме вампира, мог положить столько камней в одно место?

Вспомни: лежит вампир посреди залы – и свиток на груди мертвеца, и хвалебные песни во славу себя на стенах, и входы и выходы…

А змея на маске?

Могу предположить, что отец Иосифа был душой, тогда кто фараон?

Или наоборот…

Я тогда в лохмотьях не ходил, золота у меня поболее было. Руку дам на отсечение, что не обошлось без меня. Но как вспомнишь, если жалок человек и ненавидит Бога всем своим сердцем, поднимая Мученика до Благодетеля?

Конечно, вампир думает, что пережить ужас ему будет легче, когда ни одна тварь не поднимается на него. Но так ли это, если убивает себя, чтобы расплодиться? Что он будет делать с мертвым самим собой? А с Дьяволом, который откроет и выпустит на него беснующуюся мерзость?

Вот что я думаю: мы здорово влипнем, если не на того нападем! Но если не предупредим удар, обрушится бедствие.

– Мы уже влипли… – с убитым видом произнесла Манька, заметив странное крылатое существо. Заметила лишь потому, что оно зависло в вышине, нацеливаясь на поляну. – Ой, – испугалась она, указывая в сторону земли. – Что это?