Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я плохая, я просто хотела его использовать. Я, конечно, не была влюблена. Он говорит, я не знаю, как это – быть влюбленной. Что такие люди, как я, не умеют любить. И, если подумать, возможно, Мартин Боррас был одной из главных моих ошибок.
Я хотела узнать, что такое любовь, и это стоило мне лучшей подруги.
13. Сальвадор Лосано
Ноги сами принесли его к дому Хесуса Лопеса. Вообще-то он туда не собирался, но решил зайти – просто из любопытства: он не был там уже какое-то время, но хотел оставить Суреде самые свежие сведения. Так себе оправдание.
Он заходит в бар на углу, где Хесус завтракает каждое утро. Официант, одетый по старинке в белую рубашку с черным галстуком, болеет за «Бетис» и любит поспорить из-за футбола, но полицейскому полагается закрывать глаза на такие людские грешки и отставлять в сторону свои личные пристрастия. Официант приветствует его и докладывает последние новости. Оказывается, Хесус Лопес нашел работу и выглядит более довольным, чем обычно. Однажды вечером официант даже видел его с девушкой.
– С девушкой? – Лосано давится своим кофе. – Как она выглядела?
Но, услышав описание, сразу теряет интерес.
– Просто бомба, красотка-мулатка. Они сидели вот здесь, за этим столом, плечо к плечу, хихикали и рассматривали фотографии и альбомы этих чокнутых художников, которые рисуют женщин в виде кувшинов.
У Лосано екает в желудке. Еще одна, думает он.
Несколько лет назад он вежливо попросил официанта рассказать о жизни Хесуса: соврал, притворившись его дядей, который беспокоится о племяннике, – якобы тот ни с кем не общается и ничего о себе не рассказывает семье, а здоровье у него, между прочим, весьма хрупкое. Это неправда, но вполне могло бы быть правдой. Хесус тощий, лысый – волосы у него выпадают горстями, под глазами синяки. Сзади на него жалко смотреть, проплешины похожи на лишай. Потому-то парень из бара и удивляется, что ему удалось заполучить ту девушку. Но Хесус Лопес тот еще прохвост. Несмотря на намечающуюся лысину, он отлично умеет манипулировать неуверенными в себе девушками и влюблять их в себя. Лосано встает, расплачивается за кофе и выходит на улицу; ему тошно от этих новостей. Начинается дождь, Лосано отказался было от своих изысканий, но тут он видит, как по улице Урхель тащится к парковке пыльный «Ситроен Пикассо». Это машина Хесуса Лопеса. Лосано замирает под балконом, притворяясь, что разглядывает мебель из светлого дерева в витрине. Хесус Лопес выходит с парковки, ведя на поводке собаку – мрачного вида боксера. Лосано никогда не понимал, что за прелесть люди видят в собаках с мордами суровых моряков. Лопес за последние несколько месяцев стал меньше сутулиться, но одет все так же небрежно: джинсы с торчащими нитками и линялая футболка. Он по-прежнему стремится выглядеть неформально и необычно, только теперь это смотрится жалко. Лосано видит, как он вставляет ключ в замок и поднимается по узкой лестнице к себе, в крошечную тесную студию. Несколько минут спустя зажигается свет в гостиной, единственной комнате, выходящей на улицу. Лосано опускает взгляд и направляется к парковке, как делает всегда. Как удачно, что тут нет особой текучки кадров, думает он, вкладывая банкноту в руку смотрителя-румына, который уже его знает. Следующим номером он спрашивает у парня, часто ли Хесус в последнее время забирает машину и во сколько примерно он уезжает. Парень говорит, что в последнее время Хесус завел привычку уезжать каждое утро вместе с псом.
– И далеко они ездят, не знаешь?
Парень пожимает плечами. Их обычно нет часа три-четыре, но иногда он возвращается вечером. Хесус как-то обмолвился, что у него болен отец: старик живет в Мольеруссе и уже на ладан дышит. Лосано благодарит смотрителя, похлопав его по плечу, и удаляется.
На улице дождь. Пока Лосано раздумывает, вернуться ли ему в бар, вызвать ли такси или поехать на метро, у него звонит телефон; он отвечает тихо, слегка осипшим голосом. Звонит Льядо. Вот молодец, уже обыскал дом Борраса.
– Бинго! – кричит Льядо.
Сердце у Лосано замирает.
– Ты ее нашел?
– Ему хана.
– Чего?
– Кокаин, – объясняет Льядо. – У него в подвале горы кокаина.
Лосано выдыхает: это не новость. Стреляные воробьи вроде него знают, что ребятки типа Борраса падки на легкие деньги, но в итоге всегда оказываются в проигрыше. Он так и знал, что тела Барбары Молины в подвале не обнаружат.
– Сообщи куда следует, – коротко отвечает Лосано.
И думает: возможно, это последний приказ, который ему суждено отдать. Ему больно, что конец наступил так внезапно.
– Что-нибудь еще, шеф?
Лосано хотел было ответить, что нет, это все, но тут в голове у него загорается лампочка. Постойте-ка. «А почему бы и нет? – спрашивает он себя. – Почему бы и не погонять еще немного своих подчиненных?»
– Да. Выясни, как здоровье отца Хесуса Лопеса и правда ли, что в последнее время Лопес регулярно навещал семью в Мольеруссе.
– Будет сделано, шеф, – отвечает Льядо. – Но мы, скорее всего, получим отчет только завтра.
– Свяжитесь с отделением в Лериде, они там совсем рядом, может, они смогут выяснить, – предлагает Лосано.
– Я постараюсь, но уже поздно.
Это правда, и Лосано не спорит.
– Хорошо, тогда передай отчет Суреде, когда будет готов. Ясно?
– Ясно, шеф.
Лосано вешает трубку, но это слово все вертится у него на языке. Лерида, Лерида… И тут до него доходит. Она совсем рядом с Мольеруссой. Льет дождь, но ему все равно: дождь делает мысли яснее, смывает ничем не подкрепленные гипотезы. Мольерусса находится в получасе от Лериды. Он делает глубокий вдох. Хесус Лопес показал, что всю Страстную неделю провел в Барселоне, в квартире в Лес-Кортсе, его жена подтвердила, что Хесус никуда не уезжал. Но что, если он ездил к родителям в Мольеруссу? А вдруг они оба солгали? И пусть у него в машине не обнаружили ни волос Барбары, ни отпечатков, ничего подозрительного. Хесус Лопес – профессиональный лжец, он полжизни провел, обманывая всех вокруг. Он знает, как себя вести. Он мог завернуть ее тело в одеяло – если в семье есть ребенок, в машине обязательно есть одеяло, чтобы не замерз.
Его отвлекает от размышлений еще один звонок. На сей раз это Иса, его секретарша.
– Простите, вы так быстро ушли, что я вас не заметила.