Я тщетно названивал в бронзовый колокольчик у двери, когда из дому вышла супружеская пара средних лет: женщина что-то жалобно и взволнованно верещала, тогда как мужчина тащил на плече явно тяжеленную старинную керосиновую лампу, понятно, медную. Я подержал для них дверь, а затем прошел внутрь.

Я огляделся по сторонам, изумленно заморгал, потом огляделся еще раз. Весь пол был завален старинными безделушками, с потолка свисали какие-то гибкие бамбуковые перегородки. Попахивало сумасшедшим домом.

Откуда-то у меня из-за спины послышался женский голос. Едва не налетев на чиппендейльский письменный стол, я вновь огляделся, пытаясь усмотреть хоть какой-то порядок в здешнем хаосе.

Железнодорожные фонари из Санта-Фе. Фарфоровый рукомойник. Оленьи рога. Медные самовары и колокольчики. Массивная картина в золоченой раме, на которой изображены овцы на английском пастбище… Может быть, это Констебль? Остроконечные шлемы, серебряные пуговицы, веджвудский фарфор, персидские ковры.

— … только обратите внимание на фактуру, — говорила женщина, пока я пятился от них в сторону служебного выхода. Рассуждая, она вела пальцем по поверхности турецкого гобелена от потолка до пола. Обращалась она к троим посетителям: супружеской паре и еще одной, молодой, женщине. Все они стояли сейчас спиной ко мне. — Шестнадцатый век, — продолжила меж тем она, — годы правления Сулеймана Великолепного, истинный расцвет могущества Оттоманской империи. Мы купили его на Востоке, купили во дворце, а отреставрировали уже здесь.

На замужней даме были белые брюки, блузка в стиле батик и сандалии на босу ногу.

— Мне он нравится. Но современен ли он, вот что мне хочется понять!

Они с мужем отплыли вглубь помещения, а две оставшиеся женщины наконец-то заметили меня. Мать и дочь. Когда они стояли рядом, как две коммерческие поделки из слоновой кости, сходство между ними мешало поначалу выявить и несомненные различия. Мать была как-то по-домашнему мила и гладка, с дружелюбной улыбкой на губах и приветливым, хотя в то же время заботливым взором. При более пристальном рассмотрении дочь можно было назвать куда более своенравной и, возможно, угрюмой персоной. Тед не говорил мне о том, что у Карри есть сестра. Однако девушки были очень друг на друга похожи. Здешняя выглядела лет на двадцать пять, и ее вполне можно было назвать красивой женщиной, разве что несколько замкнутой и надутой.

Должно быть, они приняли меня за обыкновенного зеваку, завернувшего сюда с улицы, чтобы отдохнуть от назойливого семейства. Фотоаппарат я предусмотрительно оставил в гостинице. Я решил, что будет глупо явиться сюда, держа его наготове. И особенно в том случае, если Карри успела рассказать им обо мне. Старина Алан, крестный отец Теда, который вечно что-нибудь вынюхивает, и вдобавок оказался свидетелем скандала, разыгравшегося на торгах.

— Прошу прощения, дамы, не носит ли кто-нибудь из вас фамилию Сполдинг?

— Мы обе Сполдинг, — добродушно откликнулась мать. — Меня зовут Маргарет, а это моя дочь Адель. Чем мы вам можем помочь?

— Толком и сам не знаю. — Я, как бы извиняясь, указал на турецкий гобелен. — Очень красив, но, право, не по моей части. Честно говоря, зайти сюда меня заставил грузовичок, который стоит у входа.

— Эта одна из причин, по которым он там и стоит. — Маргарет улыбнулась. — Мой муж мог бы рассказать вам об этом побольше. Он в нашей семье главный специалист по автомобилям. К сожалению, его сегодня нет. — По ее лицу пробежало легкое облачко. — А вы не видели нашу коллекцию, мистер…

— Джонс.

Сказав это, я покачал головой. Джонс, надо же. И неоригинально, и нечестно.

— У нас там часть наших лучших автомобилей. — Она указала на дверь за служебным столом. — Конечно, я окажусь не лучшим гидом, но попробовать можно.

— С превеликим удовольствием.

Маргарет достала ключ из кармана хорошо сидящей на ней юбки.

— Адель, — не поворачиваясь к дочери, сказала она. — Последишь здесь пока за всем?

— Конечно, мама. — Дочь не подняла глаз от блокнота. — Но и инвентаризацией мне заняться надо.

— Главное, слушай колокольчик.

Пока Маргарет отпирала дверь и пропускала меня вперед, Адель удостоила меня вторым взглядом и что-то черкнула у себя в блокноте. Мое имя, возможно. Несуществующего мистера Джонса.

Часть двери была застеклена и покрашена в молочно-белый цвет. Солнце немилосердно палило сюда, пока миссис Сполдинг возилась со ржавым замком.

— Пожалуйста, проходите.

И сразу же я проклял себя как за свой обман, так и за то, что пришел сюда без фотокамеры. Дверь открывалась во внутренний двор овальной формы, в котором росли вязы и тополя. На белой ленте, протянутой между деревьями, висели японские бумажные фонари алого цвета. Невольно я издал восхищенный вздох.

— Всегдашняя реакция.

Маргарет повела меня по мощенной галькой дорожке. Здешний зеленый и прохладный простор показался мне подходящей площадкой для котильонов, которые непременно должны танцевать дамы в вечерних платьях и под вуалями, причем в ту пору, когда цветут бегонии. Я не стал скрывать от Маргарет своего впечатления.

— Должно быть, вы правы, мистер Джонс. Первая хозяйка этого дома и впрямь любила всяческие увеселения. Так мне рассказывали. Когда мы с Джулианом сюда въехали, я нашла на чердаке ее портрет. — Маргарет лукаво усмехнулась самой себе. Мы с ней в это время уже подходили к автомобилям. — Я повесила этот портрет на площадке второго этажа, так что она сейчас может следить за нами, не проявляя при этом назойливости.

— А вы здесь и живете?

— Наверху. — Остановившись, она указала мне на деревья, листва которых нуждалась в дополнительном уходе. — Для нас с девочками этот дом полон жизни. Для мужа, разумеется, тоже.

Я наконец обратил внимание на полосатый барьер, идущий от бельведера до розовых кустов у дальней стены. За ним, развернутые друг к дружке попарно, стояли десять допотопных, хотя и находящихся в безупречном состоянии, автомобилей. Казалось, они вот-вот сорвутся с места и закружатся в виргинской кадрили.

Пока я прошел по всему ряду машин, Маргарет держалась чуть позади. Было очевидно, что Джулиан Сполдинг мастер своего дела. Эссекский грузовик, хрупкий трехколесный «Морган», желтый «Штутц», словно нарочно предназначенный для начинающих, — в облике каждой из редких машин была видна любовная и ревностная забота. Я одобрительно улыбнулся.

— Это его любимцы, мистер Джонс. У нас есть и другие… — Она чуть сбавила голос и принялась подбирать слова осторожней. — Но они сейчас в реставрации. А мой муж не любит выставлять напоказ незавершенную работу.

Маргарет, почему-то едва заметно опечалившись, погрузилась в собственные мысли, но тут я обнаружил знакомую гоночную машину.

— Ах вот как! У вас, я вижу, есть и «Бугатти».

— Джулиан любит ее как родное дитя. — Она рассмеялась, словно ненароком выболтала семейную тайну. Хотя, пожалуй, это было семейной шуткой.