После завтрака, которым Немила осталась не до конца удовлетворена («И что это со мной такое, никак наесться не могу!» – с раздражением одёрнула она себя), Баба-яга повела её в крошечную по размеру постройку, разделённую на две половины с двумя разными входами. С одной стороны, как пояснила Яга, был вход в хлев, а с другой – в баню.

Снаружи постройка выглядела так, словно вот-вот развалится. Брёвна, из которых она была сложена, одновременно рассохлись и отрухлявели, краска пооблупилась, крыша перекосилась.

Перво-наперво зашли в хлев, хотя сама Немила предпочла бы баню. Внутри оказалось не так уж и плохо. Потолок был таким низким, что приходилось нагибаться, сквозь щели в двери внутрь постройки лился свет, высвечивающий крупные пылинки. Запах животины в кои-то веки показался Немиле сносным, да и в самом хлеву было довольно чистенько.

Уголок был отведён для смоляно-чёрной курочки, которая сидела на жёрдочке над снопом соломы, примятым ровно по центру.

Окрас у курочки был точь-в-точь как у петушка, что пропал в ту же ночь, когда Немила последний раз виделась с Иваном. Ни единого пёрышка не осталось от того петушка, а сёстры потом ещё очень долго вздыхали и кручинились по поводу пропажи своенравного любимца.

Ой, не лиса утащила чернявенького, ой, не лиса то была…

Немила протянула руку к курице, но тут же отдёрнула, после болезненного щипка за палец.

– Всё бы вам руками лезть куда не просят, – процедила Яга и погрозила пальцем. – Сегодня поутру я уже успела собрать яички, но отныне эта обязанность переходит к тебе. И не тревожь мою Навку без необходимости, а то ещё перестанет нестись. И тогда придётся её съесть.

Яга клацнула зубами – наверное, случайно. А может, и нет – кто знает, что у той на уме?

Заблеяла коза.

– Убери тут за Навкой и Явкой, принеси сена свежего для еды и для подстилки, а потом придёшь в избу за следующим заданием, – не терпящим возражений тоном выдала Яга, после чего развернулась и вышла, чуть подволакивая за собой ногу.

«Я же хотела спросить про сон!» – вспомнила Немила, но не кинулась вслед. «Сначала уберу, может, тогда она ко мне потеплеет», – решила она и принялась за работу.

У курочки было почти чисто, в кормушке зерна с водой хватало. А у козы – и сена недостаточно, да оно ещё к тому же сырое, и весь угол оказался завален почти не пахнущими чёрными катышками.

В последующие дни обнаружится, что коза намеренно не доедает своё сено – сколько ей ни дай – и переворачивает на его остаток воду из своей плошки, а гадит всегда – всегда! – больше, чем ест.

Что же, и не с таким справлялись! Для Немилы задачка оказалась – раз плюнуть, пусть она и управилась с заданием не столь быстро, как хотелось.

Выйдя во двор, она вытерла руки о передник и осмотрелась. При свете дня двор выглядел почти так же уныло, как при ночном вторжении. Да и день ли это был? Небо было дымно-серым, солнце на небе скорее угадывалось, нежели виделось взаправду.

Постройки: хлев, соединённый с баней, и оборог (оборог – место для хранения сена), выглядели очень и очень старыми, гораздо старше, чем их хозяйка.

Всюду, куда ни глянь, краснели мухоморы, бледнели поганки, кустился репейник, лопухи и белена – ими были усеяны те участки, на которые не успела ступить куриная нога избушки, что не просто домом оказалась, а почти живым существом, могущим передвигаться и понимать человеческую речь.

Окна в той избушке, если присмотреться, напоминали два глаза, а дверь, соответственно, могла сойти за, скажем, клюв.

Боязно Немиле было рядом с избушкой находиться: а вдруг это чудовищное недоразумение на курьих ножках как выскочит да как раздавит, и поминай как звали!

Так она и топталась бы, не решаясь ступить на порог, если б всё внезапно не разрешилось само собой. За спиной Немилы раздалось шипение.

Кот! Это чёрное усатое чудовище пугало гораздо больше, чем бестолковая изба, потому что явно имело свои намерения, и вряд ли добрые.

Немила посмотрела через плечо – железное древо находилось прямо за ней – кот опять сидел на самой вершине, свесив вниз передние лапы и хвост, и усы его казались окунутыми в дёготь иглами.

Кот спрыгнул со своего высокого лежбища, уцепился всеми четырьмя когтями за ствол и начал плавно скользить вниз, испытывая при этом явное удовольствие. Такого зрелища Немила не смогла вынести. Она вмиг взлетела по крутой лестнице и громко хлопнула за собой дверью.

– Баба-яга! – позвала она, переведя дух, и двинулась бочком к лавке, чтобы присесть и перевести дух. – Я почистила в хлеву и накормила животину! Мне вчера такой сон приснился страшный!.. А ещё, я хотела спросить…

Не успела она отойти от двери, как Яга, бросив кочергу, которой орудовала в печке, кинулась наперерез и встала перед Немилой, расставив руки.

– Потом! Потом вопросы! – отмахнулась Яга и начала теснить Немилу к двери. – Мне срочно нужны дрова. Смотри, совсем пусто. Ну-ка, иди наколи дров.

И это была ещё далеко не последняя просьба Яги. Та гоняла Немилу с поручениями так, как даже сёстры не гоняли: то ей посуду помой, то бельё развесь, то в избе подмети под чутким надзором, то по приставной лестнице заберись, чтобы двенадцать голов омыть и причесать… Сама Яга почти всё время в избе прохлаждалась, только во время омовения голов, опираясь на деревянную почти прямую палку, служившую клюкой, и слишком откровенно прихрамывая, вышла во двор, да принялась указывать, что да как делать.

– Воду согретую не трать, холодной полно́!

– Гребешок у меня один, так что смотри не обломай зубья!

– Бороду осторожней расчёсывай, не то рассердятся и погоду испортят!

Немила без особых сложностей делала всё ровно так, как приказано, и помалкивала, а стоять на самой высокой перекладине лестницы ей даже нравилось, несмотря на то что она не могла уже карабкаться вверх и вниз с прежней лёгкостью. Она опять попыталась поговорить с головами, с Январём, Мартом, Апрелем или Маем, но всё тщетно, те продолжали упорно молчать даже тогда, когда она со злости принимались дёргать их за волосы и за усы. То ли они не чувствовали боли, то ли просто были крайне терпеливы – жизнь без тела и без возможности куда-то двинуться вообще должна учить терпению.

Январь почему-то спал, зато проснулся Февраль, который спросонья огрызался на Немилу и непрерывно жаловался, что-де, слишком неаккуратно его расчёсывают, плохо помыли лицо и вытереть нормально не удосужились.

Летние месяцы мечтательно перешёптывались между собой – о том, как прекрасен тёплый дождь, как звучно шелестение листвы и приятен солнечный свет, пропускаемый сквозь зелёные листочки. Присутствие Немилы им совершенно не мешало и не отвлекала от разговора, да и ей самой не хотелось вмешиваться в чужой разговор. Закончив, она перешла дальше, к тихо поющим и хихикающим осенним месяцам и составляющим им компанию Декабрю. Все четверо были спокойны и безмятежно клевали носами, передавая своё сонное состояние Немиле.