Однако сейчас никому не пришло бы в голову числить их подномерами – седьмая была в линялых джинсах и поношенной кожаной куртке, короткостриженная, без косметики. Не слишком чистыми руками она сжимала бутылку сдешевым пивом. Ее напарница обрядилась в длинную трикотажную кофту с жуткимиразводами и ультракороткую юбку. Туфли были дешевые, со сбитыми каблуками. Этидвое ни у кого не вызвали бы интереса – две разбитные девицы далеко не первоймолодости, не то ларечницы, не то работницы, допустим мелкого сосисочного цеха,за себя постоять умеют и палец им в рот не клади… И звали их теперь Аня иМаруся.

– Точно, она, – согласилась четвертая, – я ведьклиенту сказала, что за кейсом придет рыжая полноватая женщина средних лет, вотон и обманулся…

– Парик в метро пришлось бросить, – вздохнуласедьмая, – от жары едва не спеклась… Однако баба-то наша совсем на головубольная, по помойкам ходит…

– Художники все такие! – философски изрекла четвертая.

И они заторопились на доклад к начальству, выяснив все, чтобыло нужно. Однако если бы они чуть помедлили, то смогли бы понаблюдать заприключениями двух незадачливых Катиных преследователей. Но судьба в этот разразвела их дороги.

– Муж, говорите, профессор, сейчас в отъезде? –переспросила старшая, задумчиво рассматривая фотографии Катерины Дроновой. Вотона на фоне мусорных баков тянет к себе зеленую хламиду. Вот снимает своюкуртку и отдает бомжихе. Вот смотрит вверх на синее небо с отрешеннымвыражением лица.

– Да, – после некоторых раздумий сказаластаршая, – такая запросто пойдет куда пошлют, хоть к черту на кулички. Онався в себе находится и редко оттуда вылезает.

– Прийти прямо в квартиру, тряхануть как следует! –свирепо произнесла четвертая. – Мигом расколется!

– Угу, а если нет? Если она удачно делает вид, апо-простому, придуривается? И если все же за ней кто-то стоит, мы тут как раззасветимся. Так что будем действовать осторожнее. Сначала – пугнем, а потомпосмотрим, что она станет делать и куда побежит.

Катерина разложила на столе замечательную «плюшевку»,распорола ее специальным остро заточенным ножом и даже зажмурилась отудовольствия. Разумеется, это был никакой не плюш, а чудесный мягкий бархатнежного светло-зеленого цвета. Конечно, плащ был довольно старый, бархаткое-где протерся, но эти потертые места очень легко было срезать, а самоеглавное достоинство ткани заключалось в ее цвете.

Цвет был тот самый, который Катерина видела во сне, цветзеленых весенних полей, чуть подернутых утренней дымкой. Теперь можноприступить к созданию панно! Катя не сомневалась, что это будет лучшая ееработа. Ей, собственно, ничего не придется выдумывать, она увидела это панно восне, и теперь нужно только вспомнить этот сон и воссоздать его в ткани…

Она прикрыла глаза, чтобы снова увидеть ту приснившуюся ейчудесную долину… и ничего не увидела. Картина, еще утром так явственно стоявшаяперед ее глазами, куда-то пропала, испарилась, растаяла, как та самая утренняядымка! Пока Катерина бегала по двору в поисках зеленого плаща, пока онаразговаривала с дворничихой, пока ругалась из-за этого плаща с бомжихой,замечательное панно ушло из ее памяти! Увильнуло в темную глубину, шевельнувхвостом, как сорвавшаяся с крючка крупная рыбина!

Катя чуть не разрыдалась.

Неужели все зря, и все ее старания не принесут никакогорезультата? Неужели она не создаст свой шедевр? Неужели она – не художник, нетворческая личность, а бездарность, пустое место?

– Только не паниковать! – проговорила она вслух.

Звук собственного голоса немного успокоил ее, заставилсобраться с мыслями.

Что люди обычно делают, если хотят вспомнить что-топозабытое?

У каждого на этот случай имеются собственные приемы. Катинабабушка, например, говорила, что лучше всего встать на то же самое место, гдеты думала о забытом – и непременно все вспомнишь.

Но что же теперь – снова ложиться в постель и заснуть?Как-то это глупо…

У самой Кати на все случаи жизни был один проверенныйспособ: чтобы успокоиться, собраться с мыслями, взять себя в руки, она должнабыла что-нибудь съесть. Причем желательно – что-нибудь сладкое. Правда, подругиругали ее за это, называли безвольной личностью, чревоугодницей, да и лишниекилограммы, откладывающиеся на талии и других проблемных частях тела, говорилисами за себя. Но Катерина была твердо уверена, что сладкое помогает работемозга. И, в конце концов, искусство требует жертв, и ради того, чтобы вспомнитьзамечательное панно, ради того, чтобы создать шедевр, можно пожертвоватьфигурой… и вообще… можно ведь пойти на компромисс и просто выпить чашкусладкого чая… хотя бы без ничего… это придаст ей сил…

Катерина отправилась на кухню, включила электрическийчайник, поставила на стол свою любимую синюю чашку. Она задумалась, и сама незаметила, как сделала себе бутерброд с ветчиной. Пришлось положить три куска,потому что ветчина в вакуумной упаковке была нарезана возмутительно тоненькимиломтиками, на просвет видно! Увидев бутерброд в собственной руке, Катя сначалаочень удивилась, а потом огорчилась. Но раз уж бутерброд сделан – невыбрасывать же его! Это просто аморально… И потом, бутерброд же не сладкий ипочти не мучной, Катя сделала вчера над собой усилие и вместо мягкой сдобнойбулки купила серый зерновой батон.

Она впилась в бутерброд зубами, глотнула чаю.

Жить сразу же стало легче.

Мир вокруг нее заиграл яркими красками, среди которыхпреобладали различные оттенки зеленого. Зеленые волны набегали одна за другой,меняя цвет и форму…

Катя зажмурила глаза…

И вдруг перед ее внутренним взором снова возникла та самаяприснившаяся ей чудесная долина! Лоскутки полей, зеленые квадратывиноградников, кипарисовая роща, вьющаяся среди зелени тенистая дорога…

Катерина мгновенно проглотила остатки бутерброда и бросиласьк рабочему столу.

Скорее зарисовать свой сон, пока он так отчетливо стоитперед глазами!

И в этот момент на столе зазвонил ее мобильный телефон.

Катя, обычно кроткая и незлобивая, на этот раз готова быларазбить аппарат, убить того, кто звонит ей в такой неподходящий момент! Ведьона с таким трудом восстановила в памяти свой сон!

Она решила не обращать внимания на звонки, не реагировать наних, потянулась за бумагой и цветными фломастерами…

Но звонки не прекращались, они ввинчивались в Катин мозг,как ржавые шурупы, не давая никакой возможности сосредоточиться на творчестве!

«Наверняка это Жанна, – подумала Катерина, – какаяже она эгоистка! Небось сама возмущается, если ей позвонишь в рабочее время.Потому что только свою работу считает настоящей, серьезной, а меня невоспринимает всерьез! Думает, что я бездельница… нет, но какова! Видит же, чтоя не беру трубку, значит, мне не до нее…»