— Извините, что я так вырубилась. И огромное спасибо. Отличный вышел вечер. И насчет кролика вы оказались правы.

— Рад, что он вам понравился, — улыбаясь, отозвался Макс.

Они и не подозревали, что этот вечер станет самым лучшим моментом в их отношениях, — в ближайшие несколько дней все будет совсем иначе.

Вынужденное соседство едва знакомых друг с другом людей часто оказывается мучительным, поскольку появление в доме гостя требует от хозяина предупредительности, иногда ему почти несвойственной. А порой несвойственной вообще, если некоторые привычки стали его второй натурой. Так именно и получилось у Макса с Кристи.

Сложившаяся ситуация изначально казалась им странной и весьма неловкой, которую только усугубляло то, что Кристи позже назвала несовпадением жизненных укладов. Макс привык вставать рано. Кристи готова была спать до полудня. Когда она наконец спускалась в кухню, частенько выяснялось, что Макс слопал все круассаны и выпил до капли апельсиновый сок. Кристи не терпела беспорядка; Макс не только терпел, но и создавал его. Он любил Моцарта; она предпочитала Спрингстина. При этом оба не умели готовить, что не облегчало повседневной жизни. Мадам Паспарту казалась Кристи чересчур любопытной и назойливой; Макс считал ее бесценным сокровищем.

Досаждали и другие мелкие неприятности, столь типичные для старых домов сельской Франции: непредсказуемые перебои с водой — то течет один кипяток, то ледяная, то вообще никакой; нежданные причуды электричества, когда лампочки внезапно начинают мигать, тускнеть и наконец без видимой причины гаснут; рычанье трактора под окном спальни в шесть утра; странный привкус у молока; нашествие насекомых... Все это очень скоро стало раздражать девушку, привыкшую к упорядоченной, комфортной жизни в более современной, удобной и роскошной обстановке Напа-Вэлли. А тут еще и сами французы: сначала держатся очень официально, через минуту — уже запанибрата, стрекочут как пулемет, все одержимы своими желудками и благоухают чесноком; вдобавок все поголовно французы, по мнению Кристи, страдают хронической заносчивостью.

Макс с удивлением обнаружил, что испытывает какое-то извращенное удовольствие, отбивая ее нападки на Францию, французов и время от времени подливая масла в огонь сдержанной критикой Америки. Вот уж чего Кристи спокойно снести не могла. Хотя она была слишком умна, чтобы руководствоваться лозунгом "кто не с нами, тот против нас", ее ставила в тупик и даже сердила присущая, как она считала, европейцам склонность кусать руку, которая так щедро кормила их после Второй мировой войны. Еще больше она разозлилась, когда Макс, рассуждая о благодарности и короткой памяти, напомнил ей о Лафайете[107]и неоплатном долге Америки перед французами. Атмосфера в доме накалялась все больше. Мадам Паспарту тоже чуяла висевшее в воздухе напряжение и, вопреки обыкновению, держалась тише воды ниже травы. Всем было очевидно, что постоянные перебранки добром не кончатся.

Развязка произошла не дома, прилюдно. Изголодавшись, Кристи с Максом заключили вынужденное перемирие и отправились в деревню ужинать. Надо сказать, что Фанни не делала ни малейшей попытки как-то сгладить щекотливую ситуацию; она демонстративно хлопотала вокруг Макса, в упор не замечая Кристи, а та сверлила Фанни все более злобным взглядом. Последней каплей стал принесенный десерт.

Кристи с маху, словно смертоносное копье, воткнула вилку в засахаренную грушу.

— Ей что, непременно надо вас тискать всякий раз, когда она подходит к столу?

— Это просто знак дружеского расположения.

— Ага, вот именно.

— Слушайте, ну, она такая. Не нравится — не смотрите.

— Хорошо. — Кристи с шумом отодвинула стул и встала. — Вот и не буду.

И выпрямившись, как солдат на плацу, она сердито затопала прочь в ночную тьму.

Несколько минут спустя Макс нагнал ее на выезде из деревни, притормозил до скорости пешехода и открыл правую дверцу. Кристи даже ухом не повела; глядя прямо перед собой, она ускорила шаг. Еще ярдов сто автомобиль полз рядом с ней, потом Максу это надоело, он захлопнул дверь и нажал на газ.

Войдя в дом, он швырнул ключи от машины на кухонный стол и стал искать, чем бы снять накипевшее раздражение. Мерзкий на вкус marc Русселя вполне соответствовал его настроению. Когда в кухню вошла Кристи, он пил уже вторую порцию.

Глянув на ее застывшее лицо, он поколебался, но досада взяла верх, и он ляпнул:

— Хорошо прогулялись?

Что тут началось! Походя бросив увесистый булыжник в огород Фанни, Кристи стала перечислять свои претензии и в конце концов добралась до истинной причины своего недовольства, то есть до Макса с его отношением к ней: черствый, самодовольный эгоист с извращенным чувством юмора. Короче, типичный англичанин. Она расхаживала взад-вперед у плиты, злобно сверкая глазами и явно рассчитывая, что он взорвется или как-то отреагирует на ее выпады. Но Макс уже был недосягаем за непробиваемой броней холодной снисходительности — к такой защите англичанин частенько прибегает, спасаясь от вспышек бурных чувств, особенно если их проявляют женщины или иностранцы. Что может вызвать бо́льшую ярость у девушки, которая рвется в бой?

— Вы имеете право на собственное мнение, пусть и выраженное в столь оскорбительной форме, — заявил Макс и указал на стоящую на столе бутылку: — Выпить хотите?

Нет, черт побери, она не хочет выпить. Она хочет, чтобы к ней проявляли элементарное внимание, положенное человеку, оказавшемуся далеко от дома, без знания здешнего языка, в окружении сплошных иностранцев и вдобавок вынужденному жить с иностранцем под одной крышей.

Макс покачал маслянистую жидкость в бокале, залпом выпил, от чего его передернуло, и встал:

— Я иду спать. Не пора ли вам повзрослеть? Я ведь вас сюда не звал.

Однако дойти до двери он не успел. Терпение Кристи лопнуло; она схватила первое, что попалось под руку, и запустила в Макса. К несчастью, снарядом оказалась шестидюймовая чугунная сковорода с длинной ручкой; к еще большему несчастью, Кристи не промахнулась. Сковорода угодила Максу прямо в висок. В голове что-то взорвалось, ее пронзила дикая боль, затем — темнота. Ноги под ним подкосились, и он рухнул без сознания.

Потрясенная Кристи застыла на месте, глядя на распростертое на полу тело. По лицу Макса потекла струйка крови, оставляя на щеке тонкий алый след. Макс не издавал ни звука и лежал неподвижно; ничего хорошего эта неподвижность не сулила.

В смятении и раскаянии Кристи опустилась на пол, положила голову сраженного противника себе на колени и попыталась остановить кровь куском бумажного полотенца. Осторожно провела пальцами по шее Макса и, как ей показалось, нащупала пульс. Какое счастье! Но радоваться было рано: она тут же представила себе возможные последствия своей атаки — травма мозга, многомиллионные иски, арест за нанесение тяжких телесных повреждений, многолетнее заточение во французской тюрьме.