Рейяна Квашневич то ли читала заветный томик, то ли штудировала нечто похожее, но бросок был совершен мастерски. Следователь не успел ни отступить, ни заслониться креслом. Повиснув у мужчины на шее, Злата Квашневич старательно затрепетала, прогнулась, чтобы взгляд из-под ресниц вышел как по учебнику, и призывно вытянула губы трубочкой. Бесчувственный болван Ковальский о невероятном романе явно ничего не знал, книжную сцену в глаза не видел, а потому застыл и озадаченно уставился на рейяну.

«Ну прямо кино! – хмыкнула я про себя, продолжая наблюдать. – Немая сцена!»

Сцена была более чем немая. Ковальский удивленно таращился, рейяна томно прикрыла веки, ожидая сметающей все на своем пути страсти.

– Что вы делаете? – спустя несколько секунд спросил следователь, и я мысленно посочувствовала рейяне Квашневич: в тоне мужчины не было и тени взаимности.

Домовладелица еще мгновение чего-то ждала, я с содроганием представила, как блондинка выдаст книжную фразочку про лобзание, пучину и жаркую негу, и прониклась сочувствием уже к Глебу Ковальскому, но рейяна Квашневич отмерла, заморгала и молча отлипла от мужской груди.

«Это вам не роман Зузанны Пштиль, где мужчины толпой бросаются к ногам героини», – подумала я и отступила, боясь, что кто-то из людей меня заметит.

– Рейяна Квашневич, – строгим официальным тоном произнес следователь, – вы ведете себя недопустимо.

– Я… – пробормотала рейяна. – Я думала… Разве?..

– Присядьте, – велел Ковальский. – И послушайте.

Я услышала скрип пружин и звон фарфора: женщина судорожно глотнула чаю, опустившись в кресло.

– Не знаю, что вы себе придумали, но это лишь ваши фантазии, которые я со своей стороны никак не поощрял, – решив не ходить вокруг да около, сказал старший следователь. – Я никогда не давал вам повода думать обо мне в этом направлении. И никогда не испытывал к вам… подобных симпатий.

– Но вы ведь и… – пробормотала рейяна Квашневич. – Вы ведь вообще… Ни с кем.

Я никогда не была большим любителем собирать сплетни, но от меня это и не требовалось. Аптека отца сама по себе представляла точку, куда тем или иным способом стекались все слухи города. И я при всем желании не смогла бы от них отгородиться. Хоть и пыталась. О Ковальском в аптеке сплетничали, но довольно редко. Он просто не давал повода о себе говорить каждый день. И я не могла вспомнить, чтобы кумушки обсуждали личную жизнь рейяна.

«Может, он того… – задумалась я, посматривая из-за угла. – По иному ведомству?»

Глядя на широкие плечи, волосы с медным отливом и решительное лицо, я понадеялась на обратное. Красавец ведь. Понятно, что привлекло рейяну Квашневич. Она, правда, на его фоне выглядела бледновато. Модный в наших краях цвет волос домовладелицу совсем не красил, делая ее похожей на большую моль.

– Рейяна Квашневич, моя личная жизнь вас не касается, – заявил следователь. – И уж тем более…

– Но я вас люблю! – со всхлипом воскликнула женщина. – Разве… Разве вы не знали?

Выглянув из-за угла, я поняла, что ничего старший следователь магконтроля не знал, даже не догадывался.

«Что ж это вы, рейян Ковальский», – хмыкнула я мысленно и покачала головой.

– Нет, – сухо ответил Глеб. Он остался стоять у окна, из-за потолочных светильников взгляд его казался более мрачным, чем на самом деле. – Я не знал.

Рейяна вновь всхлипнула, вытащила из кармашка платок и прижала его к глазам. Стоило уйти и не наблюдать сцену дальше. Ничего в таких разговорах интересного нет. Они скучны для постороннего зрителя, унизительны для участников. Вряд ли рейяне и рейяну будет приятно, если они узнают, что их разговор подслушивали.

– И вы… вы так просто об этом говорите? – пробормотала Злата Квашневич. Я проскользнула к лестнице и устроилась на ступеньках так, чтобы едва различать фразы, а при первой опасности скрыться на втором этаже. – У вас совсем нет сердца? Вы жестоки!

– Мне жаль, но я не могу вас утешать, – по-прежнему сухо и довольно угрюмо отметил следователь. – Более того… не хочу. Я не давал вам повода. И если вы себе что-то придумали, то это только ваша беда. Я не должен брать на себя ответственность.

Рейяна Квашневич ответила очередным всхлипом и спросила:

– Но неужели?.. Неужели вы даже сейчас, зная обо всем, не можете хотя бы попытаться принять мои чувства?

– Нет, – не раздумывая ответил Глеб Ковальский. – Я ничего к вам не испытываю. Будет нечестно, если вы продолжите обманываться.

– Но вы могли бы хотя бы попытаться! – выдохнула домовладелица. – Вы ни с кем не связаны отношениями или обязательствами. Вы свободны, я свободна…

– Нет, – оборвал женщину Ковальский.

– Но почему?

– Вы на самом деле желаете знать? – удивился следователь.

– Да.

На несколько мгновений повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь отдаленным тиканьем часов, но этот звук слышала только я.

– Если бы что-то подобное озвучил другой человек… – глухо произнес Глеб Ковальский, в его тоне слышалась странная обреченность и даже боль.

– Кто? – в напряжении спросила рейяна Квашневич.

– Клара Новак, – упали в тишине слова, и я порадовалась, что сижу.

От греха подальше я улепетнула на второй этаж, где и схоронилась под кроватью, надежно прикрыв уши лапами. Очень хотелось выть, чтобы заглушить дальнейший разговор, но я остереглась вытворять подобное.

– Думаю, мне стоит поискать другое жилье, – кисло озвучил Глеб. Даже наверху я отчетливо слышала его слова. – Так будет лучше.

«Хракс! – искренне подумала я. – Вот дела!»

Кто бы мог подумать что-то подобное? Точно не я.

И когда все случилось? Давно?

Пытаясь не вслушиваться в разговор, я сосредоточилась на поиске ответов. Но выходило плохо. Я ведь и отцовские отношения заметила только потому, что они происходили у меня под носом. Где уж мне рассмотреть, если кто-то неровно дышал в мою сторону?!

«А ведь красавец, – пришла внезапная мысль. – Внимание такого рейяна определенно льстит!»

Пусть меня и переполняли растерянность и недоумение, но вскоре к ним присоединилось ощущение радости, пусть и приправленное горечью.

О чем я думаю? Какое мне дело до чувств следователя? Может, он просто так ляпнул!

«Он решил собаку назвать Кларой, бестолковая, – голосом отца напомнил внутренний голос. – Как еще ты можешь трактовать слова Ковальского?»

Плотнее прижав лапы к ушам, я засопела и велела себе: «Клара, давай будем последовательными. Сердечко стучит, конечно, но прямо сейчас не время получать удовольствие от услышанного. Тебя должно волновать совсем не это!»