– Макар Афанасьевич, – набравшись наглости, перебил я «профессора». – А как вы с ним общались: по скайпу, через социальные сети или, может, кто-то парню мобильник пронес в палату?

Лекарь застыл напротив меня, уставившись непроницаемым взглядом манекена. Возможно, так мне казалось из-за отсутствия очков. Я не смог стереть с лица улыбку, надеясь, что и он в ответ улыбнется, расколется, признается в лицедействе, и все вернется на круги своя.

Но я ошибся. Он смотрел, не мигая, на меня так долго, что улыбка сама сползла с моего лица, как с песка морская пена во время отлива. Любой, кто наблюдал эту сцену со стороны, признал бы, что Лекарь видит меня впервые в жизни.

– Этого вам не понять никогда, даже не пытайтесь, – он выставил вперед запястья, скованные браслетами: – вот о чем вы должны думать. У вас оперирующий хирург в наручниках, а вы несете какую-то брандахлыстину про скайп и мобильники!

– Макар Афанасьевич, – неожиданно подал голос Либерман, – каким, по-вашему, должно быть пиковое давление в легочной артерии в норме и при хронических заболеваниях легких?

Мне стоило больших усилий, чтобы не рассмеяться в этот момент. Шеф никогда с нами не разговаривал о кардиологии, мы с Немченко не подозревали в нем наличие подобных знаний. Подготовиться конкретно к сегодняшнему разговору, предвидя подобный поворот беседы, он не мог никак.

– Вы имеете наглость меня об этом спрашивать?.. – прошипел Лекарь. – Да кто вы такой? Я на вас найду управу!

– Вы не ответили на вопрос, профессор, – не обращая никакого внимания на угрозу, Давид Соломонович невозмутимо «продавливал» свою тему. – Если не знаете, нечего здесь ваньку валять! Садитесь на стул и слушайте, что про вас будет докладывать ваш доктор! Тоже мне, имитатор выискался! Инсулинчику захотели? Быстро можем организовать!

Снисходительно улыбнувшись, Лекарь наклонился в сторону Либермана, словно хотел с ним посекретничать.

– Это вы говорите мне, диабетику со стажем? Вы хорошо подумали? Что может быть циничнее, чем пугать диабетика инсулином?! Я колю инсулин каждое утро и вечер в общей дозе тридцать шесть единиц. Полюбуйтесь. В живот делаю.

Он неожиданно задрал пижаму, демонстрируя следы инъекций.

У меня же в голове всплыли фразы женщин о том, что маньяк на них дышал ацетоном. Что же получается: Бережков здоров, а у Макара Афанасьевича диабет? Как это совмещается в одном теле?

Современная медицина совершенно точно не располагала данными, как такое могло быть. Моя рука автоматически потянулась к телефонному аппарату.

Словно подслушав ход моих мыслей, сильно покрасневший Лекарь начал задирать один из рукавов пижамы:

– Пусть возьмут кровь на сахар, наверняка за десять заскочило. А то и все двенадцать. При таких допросах не удивительно.

– Алло, лаборатория? – произнес я в трубку, с трудом ориентируясь в происходящем. – Цито кровь на сахар у подследственного в первом кабинете.

В этот момент я встретился взглядом с Ираклием, тот, округлив глаза, незаметно покрутил пальцем у виска. Другой реакции от коллеги я и не ожидал. Еще неделю назад я и сам бы отреагировал на подобное действие точно так же, но сейчас, после разговора с жертвами…

– Может, пока мы ожидаем сестру-лаборантку, – вкрадчиво поинтересовался Либерман, – вы назовете цифры давления в легочной артерии? Ведь, будучи диабетиком, вы не перестали быть кардиохирургом.

– Тридцать на пятнадцать, если угодно, это в миллиметрах ртутного столба, – прозвучало суровым вердиктом, ударило по ушам наотмашь всем троим. – При хронических бронхитах, других обструктивных патологиях, естественно, повышается. Что, скажете, не прав? Будете и дальше инсулином пугать?

Повисла неприятная пауза. Будто сердце работало ровно и вдруг дало сбой. Лекарь в тишине опустился на стул, достал из кармана сигареты, зажигалку. Откуда они у него? Бережков совершенно точно – не курил!

– Здесь нельзя курить, – одернул его Давид Соломонович. – Тем более диабетикам со стажем.

– Ну, так выйдите в коридор, подышите там свежим воздухом, – раздраженно бросил «кардио– хирург». – Сами доводите человека практически до диабетической комы, а потом вспоминаете о правилах приличия.

– Охрана! – выкрикнул Либерман. – Конфисковать курево у подследственного!

Оставшись без сигарет, Лекарь прикрыл глаза и начал что-то нашептывать. Разобрать было ничего нельзя. О чем бы мы его ни спрашивали, ответом было молчаливое нашептывание.

Давид Соломонович уже собрался отправлять его в палату, как я схватил его за рукав, буркнув:

– Во-первых, сейчас подойдет медсестра, чтобы взять кровь на сахар, а во-вторых, я, кажется, знаю способ вывести его из образа. – достав из блокнота одну из фотографий, я громко спросил: – Зачем вы, Макар Афанасьевич, убили Киру Синайскую?

Когда он от неожиданности открыл глаза, перед ним лежала фотография Валентины Завьяловой – той самой женщины, которую Бережков почему-то называл Машей, из-за связи с которой боялся гнева убитой Федорчук-Синайской и которую тем не менее страстно желал. Если раздвоение существовало, то никакой особенной реакции на фото не должно было последовать. Если же Лекарь притворялся, то он должен был выдать себя.

Не произошло ни первого, ни второго. Увидев фото, подследственный закатил глаза, выгнулся до неузнаваемости, начал шумно дышать и повалился вместе со стулом на бок. Когда мы обежали стол, он стоял на четвереньках и близоруко щурился.

Кое-как вскарабкавшись обратно на стул, размяк, пару раз зевнул, потянулся, хрустнув суставами, и признался:

– Думал, не проснусь сегодня. Так во сне перепугался.

– Что произошло во сне? – спросил я, пододвигая к нему диктофон. – Расскажи подробно.

Перед нами сидел хорошо знакомый Костя Бережков. С бегающими глазами, нервными пальцами. Он долго шарил по карманам, наконец нашел в одном из них очки и водрузил на нос. Потом начал осторожно трясти головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда остатки увиденного во сне.

– Этот сон мне снится время от времени, только не до конца. Будто сижу я на своем посту, расклеиваю анализы по историям, и вдруг… Шатаясь, входит Макар Афанасьевич с забинтованной головой и руками. Говорит глухо сквозь бинты, что обгорел на пожаре, что пришел на перевязку.

В этот момент в кабинет постучали, вошла медсестра со стерильным пакетом для взятия крови.

– Извините, – развел я руками, – немного опоздали.

– Почему, – удивленно взглянул на меня заведующий. – Мне, например, интересно узнать уровень глюкозы у… пациента.

– Что? Опять анализы? – заартачился Бережков. – Сколько можно! И сахарную кривую делали, и биохимический. Там все в норме. Вы что, подозреваете у меня сахарный диабет? С какой стати?

– Хорошо, Константин, – сдался Либерман. – не будем брать у тебя кровь, продолжай. Итак, пришел весь перебинтованный Макар Афанасьевич, что дальше?