Лыков решил наконец познакомиться с этим самым молодым видом столичного транспорта. И поехал на нем в градоначальство. Началось прилично: из двенадцати пассажирских мест было занято не больше половины, и сыщик сел у окна. На углу Невского и Морской идиллия закончилась: вошло сразу полтора десятка человек, началась давка. И сыщик вдруг увидел перед собой знакомое лицо. Только что он держал в руках фотокарточку этого типа из Варшавского полицейского архива! Делопроизводитель заглянул в ЦРБ и поинтересовался у Салькова, как продвигается фабрикация розыскного альбома по карманникам. Коллежский регистратор ответил, что работа идет полным ходом. Вот, кстати, взгляните: заношу в анналы известного марвихера Матыса Жительне. И показал регистрационную карту из Варшавы с характерным портретом седлецкого мещанина. Лыков глянул мельком, кивнул и пошел дальше. Но внешность марвихера запомнил.

И вот тот самый седлецкий мещанин стоял в двух шагах от сыщика и обмахивался шляпой — будто бы ему жарко. Знакомый прием. Воры, когда одной рукой лезут за бумажником, во второй всегда держат шляпу, газету или пальто. И прикрывают ими свой маневр от чужих глаз. Сейчас Жительне сунется в карман… Полный господин в переходном дорожном костюме ни о чем не подозревал. Вот полшага вперед… Еще полшага… Пора!

Статский советник одним прыжком оказался за спиной вора и схватил его за кисть, когда тот уже вытаскивал бумажник. Попался! Матыс визгнул от боли — сыщик прихватил его крепко — и попытался бросить добычу на пол. Но не вышло.

— Что такое? — резко повернулся толстяк. — Да это же мой бумажник!

— Дамы и господа, — громко объявил на весь автобус сыщик. — На ваших глазах я поймал с поличным известного карманного вора Матыса Жительне. Вот, убедитесь.

И он поднял вверху руку жмуда[49] с зажатым в ней лопатником. Публика зашумела, многие стали проверять свои карманы. Какой-то рыжебородый, пахнувший водкой, подскочил и замахнулся на вора:

— Стрекулист! Не ты ли меня вчерась в трамвае обчистил? А вот получи!

Лыков в последний момент перехватил кулак и тоже сжал. Рыжий охнул.

— Охолонись. Если обокрали, обратись по принадлежности.

— Я… я жалобу подам градоначальнику. Как тебя звать?

— Статский советник Лыков из Департамента полиции.

Драчуна как ветром сдуло.

Алексей Николаевич вернул бумажник пострадавшему, записал его фамилию и адрес. На углу Гороховой сыщик с вором вышли из автобуса и двинули к Адмиралтейству. Жительне пробурчал:

— Я, что, такая популярная фигура, что вы знаете меня по имени?

— Вполне популярная.

— Польщен.

Марвихер вел себя достойно: не вырывался, не клялся в своей невиновности. Он даже вызвал этим уважение у статского советника. Перед входом в градоначальство седлецкий мещанин остановился и сказал:

— Знаете, господин Лыков, я тоже про вас слышал.

— Да? Это где же?

— Ох… И в Варшавском исправительном отделении, и в Таганке.

— Сильно ругали?

— Нет, не очень. Фартовые говорили, что вы справедливый. Вот и сейчас не дали этому орангутангу меня побить.

— А вы хорошо держитесь, — одобрил сыщик.

— Куда деваться? Попался так попался. Хотя…

Вор не успел договорить. Лыков приказал стоящему на посту городовому:

— Вызови сюда дежурного.

Тот и не подумал усомниться в праве солидного господина отдавать ему приказы. Он крикнул в дверь, и на панель вышел хорошо знакомый Лыкову человек. Это был околоточный надзиратель Новодеревенского участка Сомов.

— Здравия желаю, Алексей Николаевич! Кого нам привели?

— Да вот, попался в автобусе, залез в чужой карман. Забирайте и оприходуйте, адрес потерпевшего я сообщу.

Сомов уже взял задержанного за рукав, как тот взмолился:

— Господин Лыков! На два слова! Очень важно!

Сыщик нюхом почувствовал, что жмуд не шутит. Он приказал дежурному:

— Дайте нам несколько минут.

И отвел вора на угол. Тот с жаром начал говорить:

— Ваше высокородие, орел мух не ловит. Ну что я вам? Маленький человек, который добывает себе на пропитание. Отпустите. Ради Христа, отпустите!

Лыков молча слушал, понимая, что у марвихера есть к нему предложение. Он не ошибся. Матыс обернулся на стоящего невдалеке околоточного, понизил голос и добавил:

— А я вам бандочку продам за это. Хорошую страшную банду.

— Говорите.

— А вы меня отпустите?

— Если ваши сведения окажутся важными, то отпущу.

— Обещайте!

Алексей Николаевич пообещал.

Жительне перешел на шепот:

— Есть хевра, квартирует в доме четыре по Забалканскому проспекту. Сами знаете, что это за дом.

Лыков кивнул. Печально известный притон входил во владения «Вяземской лавры».

— Хозяину квартиры фамилия Панскис, он мой… как это? земляк. А ребята жуткие, скоки, они грабят ломбарды и ссудные кассы. Никого не жалеют.

— Кличку атамана знаете?

— Земир.

— Иван Земиров? Беглый с каторги?

Жмуд облизнул губы и добавил:

— Там есть еще такой… Страшно называть…

— Смелее, Матыс Ромалдович!

— Зовут Зверяка.

— Кличка?

— Черт его знает. Есаул при атамане, однако боятся его все больше Земира. Только об нем я вам ничего не говорил!

Сыщик думал недолго:

— Что ж, уговор дороже денег. Тем более что лопатник мы пострадавшему вернули. Идите и в другой раз не попадайтесь!

— Спасибо, ваше высокородие! Буду Бога молить за ваше здоровье. И поймайте того Зверяку.

Вор мигом убрался в переулок. Лыков подошел к околоточному:

— Спасибо, Сомов. Можете идти. Извините, что зря побеспокоил.

— Что-то важное сообщил? — догадался дежурный.

— Буду сейчас выяснять.

— В градоначальстве?

— Нет, у Филиппова.

Если марвихер не соврал, его наводка была очень ценной. Иван Земиров сбежал еще с Сахалина, под шумок войны с японцами. Его дважды ловили, а он опять делал ноги. Вот уже полтора года негодяй скрывался где-то в столице, и сыскные не могли его поймать. Оказывается, он сколотил банду, которая громит ломбарды. Уж не «Гамма» ли это?

Лыков пересказал слова Жительне Владимиру Гавриловичу, и тот вызвал чиновника для поручений Алексеева. Алексеев в свою очередь послал за Жаликом, сыскным надзирателем Третьего участка Спасской части, где была «Вяземская лавра». К вечеру удалось узнать, что в угловой квартире дома номер четыре, у хозяина Панскиса, прописано двенадцать жильцов. Как раз столько, сколько сыщики числили в банде. Документы на них, и это было удивительно, находились в полном порядке. По бумагам вся дюжина числилась во Второй биржевой артели Апраксина рынка. Солидное предприятие, одного залога предоставляет триста тысяч рублей. Частые полицейские облавы «Вяземской лавры» никогда не находили у Панскиса ничего предосудительного. Он даже водкой по ночам не торговал! А этим занимаются все сдатчики смрадных угловых квартир. Апраксинцы были прописаны, никаких скандалов за ними не числилось. Правда, жилец по фамилии Зверяка в доме отсутствовал. Зато в паспортном столе отыскался такой. Агап Зверяка, отставной бомбардир Второй вылазочной батареи Новогеоргиевской крепости, проживал неподалеку, в Таировом переулке. Полиция не числила за ним никаких грехов.