«Лебедь» находился в полете уже около часа, и запас горючего подходил к концу. Судно снизилось до двухсот пятидесяти метров, обогнуло Казанский собор, пролетело над Невским проспектом до Зимнего дворца и медленно описало круг над Александрийской колонной. Потом взяло курс на Исаакиевский собор, пролетело над ним и вдоль Вознесенского проспекта ушло к Московской заставе, откуда вернулось на Среднюю Рогатку. Ошарашенный, восторженный, статский советник свесился из гондолы и смотрел, смотрел во все глаза… Пленка давно кончилась, и шут с ней. Сыщик понимал, что вряд ли еще когда-нибудь ему выпадет случай повторить полет. Поэтому, когда дирижабль подтянули к причалу, ему так не хотелось выходить.

В половине одиннадцатого воздухоплаватели стали на твердую землю. Шабский доложил начальнику Воздухоплавательного парка генералу Кованько, что высшая точка подъема зафиксирована на высоте 520 метров. А у Алексея Николаевича вместо облегчения началась хандра. Вот это жизнь! Бросить все, перевестись в летуны и испытывать такое счастье через день… Сыщик долго тряс руки офицерам и не находил слов, чтобы выразить Шабскому свою благодарность. Потом поехал в Петербург и занялся пленкой.

Увы, техника, а скорее собственная неумелость подвели Лыкова. Из всех сделанных им снимков получилась лишь одна панорама: Зимний дворец, Марсово поле, правильный квадрат Таврического сада и изгиб Невы вокруг Смольного собора. Расстроенный сыщик выпил водки и уснул.

На другой день ему телефонировал командир «Лебедя». Он вызвал сыщика в штаб гвардии и там вручил большую карточку формата «кабинет», наклеенную на паспарту. На ней поручик Димзе, который вел собственную съемку, запечатлел Лыкова. Тот был в треухе с завязанными на подбородке лямками (вверху оказалось очень холодно) и с ошалелыми от счастья глазами. Растроганный пассажир боевого воздушного судна отправился прямиком в свой служебный кабинет. Вызвал служителя и приказал повесить карточку над письменным столом.

С тех пор «в минуту жизни трудную» сыщик глядел на себя в небе, вспоминал удивительное чувство полета, и исцелялся.

Пока Лыков витал в петербургских облаках, в Москве продолжалось дознание. Его вел Телятьев, а Сергей направлял с больничной койки. В отсутствии шефа два сыщика накопали кое-что интересное. Азвестопуло отстучал телеграмму из одного слова: «ХОРОШОБЫВАМПРИЕХАТЬ». Статский советник спохватился, что распустил экспроприаторов, и махнул обратно в Первопрестольную.

Подлечившийся грек встретил начальника на перроне. Он выглядел непривычно авантажно, словно преуспевающий альфонс. Пальто на хорьковом меху с бобровым воротником, шелковый шапокляк, в руках трость с серебряным набалдашником. Лыков напрягся:

— Ты кого тут без меня обмишурил?

— Ваши вечные подозрения, наконец, оскорбительны, — ответил коллежский асессор с глубоким прононсом. Он явно играл роль и не хотел из нее выходить.

— Рассказывай, а то высеку!

И Азвестопуло рассказал.

В Москве много лет существовало преступное сообщество, которое воровало домашних животных дорогих пород. Потом оно или продавало их новым владельцам, или задорого возвращало старым. Полиции было не до таких мелочей. Но вдруг из квартиры генеральши Филиц украли огромного красивого кота. Старуха пошла к Аркадию Францевичу и устроила скандал. Главный сыщик повидал всякого, но тут не выдержал и велел кота вернуть, а мафию уничтожить.

Надзиратели кинулись исполнять приказ, но это оказалось не так просто. Было известно, что управляет шайкой владелец мясной лавки на Большой Ордынке некий Семешко. Он держал целую артель разносчиков печенки. Парни ходили по квартирам, предлагали дешевую еду для домашних питомцев, а заодно высматривали обстановку. Если оказывалось, что есть хорошая добыча, следом являлась Евпраксия Зыбина, воровка «по открывушкам». Молодая, смазливая и, по выражению Сергея, обильная бюстом. Она ходила по парадным с пачкой газет «Копейка», причем делала это утром. Время было выбрано не случайно. Служивый люд удалялся в присутствие, а прислуга бежала в булочную за горячей выпечкой.

— Если бы вы знали, Алексей Николаевич, как много у нас раззяв, — со смехом сказал коллежский асессор. — В каждом парадном кто-нибудь да попадался.

— Я знаю. Ты продолжай…

Воровка стучала в дверь и, если ей открывали, предлагала купить газету. А если никто не отзывался, она пыталась проникнуть в квартиру, которая сплошь и рядом оказывалась незапертой. Дальше девка хватала кота или мопса и убегала.

Сыщики догадывались обо всех этих приемах, но нужно было поймать воров на сбыте краденого. Тут-то и возникли препятствия. Парни знали надзирателей в лицо, нужен был новый человек. И помощник Кошко Андреев предложил Сергею сыграть богатого покупателя. Питерец сразу согласился.

В отличие от Лыкова, который мог изображать только самого себя, Азвестопуло легко преображался в кого угодно. Грек был на редкость артистичен. На этот раз он стал негоциантом, разбогатевшим на поставках оружия на вечно воюющие Балканы. Прибыл в стольный град отдохнуть, снял уютную квартирку в Кадашах возле Воскресенской церкви. И начал шляться по Птичьему рынку, высматривая кота помордастее. Браковал всех, говоря, что мелкий и не годится. Наконец капризного богача приметил Семешко. Несколько дней он присматривался к человеку и даже подослал к нему знакомого грека. Вдруг тот поддельный и языка не знает? Сергей прошел проверку и заказал мяснику «кота размером с бегемота». Далее все прошло, как по маслу. Злодеи принесли в Кадаши зверюгу генеральши Филиц — и оказались в камере мирового судьи. Генеральша на радостях подарила Азвестопуло аж двести рублей. Кошко с Андреевым пытались пристыдить Сергея и рекомендовали от денег отказаться. Но они были питерцу не начальники. Коллежский асессор откупился, пожертвовав полсотни в фонд помощи полицейским вдовам, а на остальные деньги приоделся.

— Надо показаться в таком виде Машке, пусть знает, что ее муж красавец.

— Ты уже на ногах?

— И я, и Узлов. Все-таки они нас тогда пожалели, голову не отстрелили. Но все равно охота поквитаться.

— И что вы нашли, раз вызвали меня?

— Нашел Телятьев, — поправил шефа помощник. — Он поднял дела, которые дознавал Лоренцев…

— Я это уже сделал раньше. Ну и что с того?

— Вы какие архивы смотрели? Сыскные? А Осип залез в архив Окружного суда. И отыскал еще одну любопытную фигуру. Бандит, почти наверняка убийца, только доказать это в суде не вышло. И присяжные его оправдали. Зовут Лев Монтрыкович, кличка Лева Живорез. И, кстати сказать, он приволакивает левую ногу!

— Вот как? Вряд ли тут совпадение.

— Тоже так считаю. Я попросил Аркадия Францевича взять его в проследку. Навели агентуру, смотрели-смотрели и ничего не усмотрели. Живет себе мужчинка в удовольствие. Ни с кем не встречается, в пчельники[45] не ходит, ведет скучный образ жизни.