Стефан что-то кричит слугам, потом они наклоняются к машине и кого-то вытаскивают из нее, несут в дом. Мне не нужно было говорить, кого… я почувствовала. Так бывает, когда внезапно немеют кончики пальцев, потом сердце пропускает удары, а потом я вдруг понимаю, что сломя голову бегу по лестнице вниз. Я не дышу. Я погружаюсь в агонию. Быстро. Слишком внезапно, чтобы понять.

Мне больно. Страх. Он липкий, он едкий, он сводит с ума, когда каждая секунда становится столетием, когда собственный взмах ресниц растягивается на часы. Когда нет дыхания.

Максима внесли в гостиную, тут же положили на пол, я непроизвольно оттолкнула Стефанпа и опустилась на колени, резко прижимаясь щекой к окровавленной груди. Хочу услышать, как бьется его сердце. Один удар, и я снова смогу дышать. Один удар. Пожалуйста. Господи, пожалуйста!

— Где Фаина?! — кричит Андрей.

— В городе, поехала на открытие нового филиала клиники. Артем отвез с утра, — голос Романа слышен, как сквозь вату. Если там пуля и она попала прямо в сердце…то кто ему теперь поможет?

— Но он живой… — не знаю, кто это говорит, я жду…Услышала и смогла наконец-то вздохнуть. Лихорадочно трогаю его лицо, бледное до синевы, прижимаю пальцы к шее, пульс очень слабый.

Мне что-то говорят, а я никого не слышу, мне страшно, я в панике, я ничего не понимаю. Разрываю его рубашку, и глаза расширяются от ужаса — на груди три круглые раны. Ему никто не поможет…Никто! Я поднимаю лицо к мужчинам и вижу, как они беспомощно смотрят на меня, потом на Макса, потом снова на меня…Паника становится сильнее. Она топит рассудок, я все еще не могу дышать, его сердце под моей ладонью замедляет бег и с моих губ срывается стон отчаяния. Прижимаю руки к ранам и закрываю глаза. Остановится его сердце — и мое остановится. Я это знаю. Просто знаю и всё.

Воцарилась тишина, глухая, навязчивая, паническая тишина. Ну где же ОНО?! Где? Я смотрю на лицо Максима и с ужасом понимаю, что сердце под моими ладонями не бьется… он не дышит. Пожалуйста, дыши… дыши… дыши, черт возьми!

— Дыши! Пожалуйста…Максим…дыши…!

Легкий стук и грудная клетка едва приподнимается под моими руками. Настолько незаметно, что почувствовать могу лишь я. Еще и еще… сильнее… сильнее. Теперь я вздохнула так громко, что заболели ребра, и в глазах потемнело на секунду, меня продолжает трясти.

Чувствую, как по щекам катятся слезы, мой подбородок мокрый, а я смотрю на бледное лицо бывшего мужа и вижу, как дрогнули его ресницы. Теперь мое сердце бьется так сильно, что мне кажется, я потеряю сознание. От слабости кружится голова.

Он открыл глаза… взгляд затуманен…Смотрит на меня, и я тоже дышу…Все быстрее и быстрее, задыхаюсь. Вот и все…Живой. Он живой…Я медленно встаю с колен, чувствую, как мне кто-то помог, непроизвольно подношу руку к щеке, вытирая слезы.

— Раны не смертельны, — говорит Роман, — его спас бронежилет. Вот эти две навылет. А тут просто синяк.

Как в тумане прохожу мимо брата, Грифона и Радича, и медленно поднимаюсь по лестнице. Колени подгибаются. Мне нужно лечь… нужно лечь. Ненадолго.

Когда наконец-то чувствую под головой подушку я понимаю, что как бы сильно и безумно не любила…понимаю, что сошла бы с ума, если бы не смогла его спасти…я даже, кажется, почти простила…но я не хочу больше впускать его в свою жизнь. Он должен жить, дышать со мной одним воздухом, но не рядом. Я больше не вынесу его лжи, я больше не хочу биться в агонии, я встала с колен и это конец, как бы больно мне ни было.

— Дарина, родная моя, почему ты ушла? Ведь я знаю, что больше всего на свете ты всегда хотела быть рядом с ним.

— Мне плохо, меня вымотало, нужно немного полежать. ОН долго здесь пробудет?

Я не смотрела на брата, не хотела, чтоб он видел боль в моих глазах. С нас всех хватит боли. Мы ее хлебнули больше, чем кто бы то ни было.

— Ты ведь сама видела, что он лишь несколько секунд назад вернулся к жизни. Я понимаю, что тебе больно видеть его, но неужели ты хочешь, чтобы он покинул дом в таком состоянии? В него стрелял снайпер. Наверняка, он может повторить попытку покушения.

По моему телу прошла дрожь, и сердце болезненно сжалось, но я так и не повернулась к Андрею.

— Нет, я просто спросила, как надолго он здесь, вот и все. Мы же хотели уехать вечером домой.

Мне казалось, что я не смогу здесь пробыть и дня. Вдали от него будет лучше… я просто боялась. Слишком близко — это слишком опасно. Он умеет, если задастся целью, сломать и сломает. Я не хотела давать этому ни малейшего шанса. И не дам.

— Даша, я понимаю, что сейчас не время для тяжелых разговоров, но объясни мне, неужели его присутствие для тебя настолько невыносимо? Неужели то, что сегодня ты могла потерять его навсегда, ничего не изменило?

— Ничего не изменится, Андрей. Все кончено. Я не желаю ему зла, я все еще люблю его, но я к нему не вернусь.

— Милая моя, когда-то услышать от тебя эти слова были моей заветной мечтой. И каждый раз, когда вы проходили свой ад, я был уверен, что она осуществится. Ты смогла принять то, чего никогда не приняла бы другая женщина. А сейчас добровольно оказываешься от всего, за что боролась все эти годы?

Я подняла голову и посмотрела на отца:

— Потому что ему наплевать на меня. Ему наплевать на мою боль, на меня, как на личность. Я часть его, собственность, любимая вещь, мое тело нужно беречь для него, вот и все, а моя душа? Мое сердце? Их можно драть в клочья, можно топтать, можно убивать снова и снова, да? Это должно прекратиться, иначе я не вынесу, я просто больше не вынесу. Я нужна моим детям, и я хочу жить. С ним я не живу, а выживаю.

Меня снова начало трясти. Когда я говорила это вслух, становилось не просто больно, я задыхалась от осознания своей ничтожности.

— Я понимаю твою боль. Понимаю, что ты не можешь в очередной раз принять то, что он все решил вместо тебя. Я и сам готов разорвать его на части. Только это ничего не решит. И ты сама прекрасно понимаешь, то, что творится у тебя внутри, не зависит от того, разделяет вас лишь стена, или тысячи километров… Даша, мне больно