другим критикам Французской революции, Генри Самнер Мэйн (1822‒1888), великий историк и правовед XIX в., считал, что народным массам недостает ответственности за себя и потому народного правления они не заслуживают. «Утверждают, — писал Мэйн, — что демократии присуще неотъемлемое превосходство над любой другой формой правления… считают, что она обещает благодеяния для человечества, однако если этих благодеяний она предоставить не может и даже оказывается обильным источником тяжких бедствий, ее не считают заслуживающей осуждения. Таковы знакомые приметы теории, претендующей на независимость от наблюдений и опыта»205.

Тем не менее Мэйн оставался оптимистом, надеясь на возможности нравственной эволюции. В своем труде «Древнее право», снискавшем наибольшую известность (и который кратко процитирован в предисловии), он изложил такое важное историческое наблюдение:

Движение прогрессивных обществ было единообразно в одном отношении. На протяжении всего развития их отмечало постепенное ослабление зависимости от семьи и, вместо таковой, возрастание роли личных обязательств… прорыв достигался неодинаково скоро… но как бы скоро ни происходило изменение, оно не поддавалось реакции или возвращению к прежнему статусу, а очевидные задержки, как выяснится, вызывались вливанием архаичных идей и обычаев из какого-нибудь совершенно чужеродного источника. Нетрудно заметить и какова именно связь одного человека с другим, которая постепенно замещает те формы взаимодействия прав и обязанностей, которые своим источником имеют семью. Это контракт. Начинаясь словно с конечной остановки истории, с такого состояния общества, когда все отношения между людьми сводятся к семейным отношениям, мы, кажется, упорно движемся к такой фазе общественного порядка, когда все отношения возникают из свободного согласия людей между собой. В Западной Европе прогресс, достигнутый в этом направлении, был существенным. Так исчез статус раба — его вытеснила договорная связь между слугой и хозяином. Статус женщины под опекой — если понимать опеку со стороны иных лиц, нежели ее муж, — также перестал существовать: от вступления в совершеннолетие и до брака все отношения, в которые она может вступать, — это отношения договора; очевидные исключения — исключения, подтверждающие правило. Ребенок до возраста дееспособности; сирота под опекой; признанный сумасшедшим безумец — дееспособности и недееспособности каждого из них регулируются законом о правах личности. Но почему? Причина по-разному излагается в традиционных формулировках различных систем [права], но, по сути, в каждой из них сводится к одному и тому же. Подавляющее большинство юристов привержены тому принципу, что классы вышеупомянутых людей подлежат контролю со стороны на том единственном основании, что они не обладают способностью формировать суждения в своих собственных интересах; иными словами, недостает ключевого условия, необходимого для участия в договоре. Слово «статус» можно с пользой применить для формулировки выраженного таким образом закона прогресса… мы можем сказать, что движение прогрессивных обществ до сих пор было движением от статуса к договору206.

Давайте последуем за Мэйном и взглянем немного дальше. Тысячелетиями человек видел в работе — проклятье, а в богатстве — грех; этот взгляд поддерживал Новый Завет. Лишь не очень давно и только для некоторых людей работа стала благословлением, а собственность — добродетелью. Я утверждаю, что развитие протестантской этики было фактически первым шагом к тому, что нам следовало бы назвать этикой атеистической. Как я отмечал, Мэйн утверждал: «…мы можем сказать, что движение прогрессивных обществ до сих пор было движением от статуса к договору». В равной мере движение прогрессивных обществ было движением от теизма к атеизму.

Великие религии единобожия вступили в жизнь как инструменты этической поддержки. По мере того как люди заменяют веру на разум, Бог, который карает и прощает, становится этическим препятствием не только для распространенного на многих материального прогресса, но и для повсеместного признания своей личной ответственности. К сожалению, многие люди продолжают использовать религию именно таким образом, дополняя ее светски-«гуманным» близнецом — психиатрией — как дополнительной помощью в этом бегстве [от ответственности].

На протяжении ХХ в. главными действующими лицами истории были национальный и интернациональный социализмы, более известные как «нацизм» и «коммунизм». Их граждане избегали долга личной ответственности, заявляя, что они всего лишь «исполняли приказы». Исполнение приказов — приписываемых или выпущенных Богом, Государством, наукой или медициной — всегда легкий способ уклониться.

В том, что обещает стать историей XXI в., главным действующим лицом, оставшимся на исторической арене, остался Дом Свободных, более известный как Соединенные Штаты. Их граждане избегают долга личной ответственности, заявляя, что они лишь беспомощные жертвы искушений и травмирующих событий. Отказ поступать таким образом требует думать самостоятельно, сопротивляться соблазнам обвинений окружения в своих бедах и выгод сутяжнического хищничества, оправдываемого принципом caveat vendor[9].

Вызовы современности — особенно личная свобода и личная ответственность — никуда не исчезнут. Бегства от ответственности, предлагаемые религией, тоталитаризмом и психиатрией, скорее всего окажутся лишь временными отступлениями в моральной эволюции рода человеческого. Мы находимся в начале, а не в конце истории человека как морально действующего лица.

Часть II. Где допустили ошибки наиболее известные либертарианцы

А. Гражданские либертарианцы

• Джон Стюарт Милль

• Бертран Рассел

• Американский союз гражданских свобод

Глава 5. Джон Стюарт Милль

Имя Джона Стюарта Милля (1806‒1873) известно, или должно быть известно, каждому образованному человеку. Его жизни и работе посвящена обширная литература, которую здесь я буду затрагивать лишь постольку, поскольку это будет относиться к теме данной книги.

Отец Милля, Джеймс Милль (1773‒1836), родился в семье шотландского сапожника. Человек, сделавший сам себя, он имел звездную карьеру философа и просветителя. Он женился на Гэрриет Бэрроу, чья мать — бабушка Милля — «держала приют для сумасшедших в Хокстоне»207.

В отличие от многих своих знаменитых современников, Джон Стюарт Милль не унаследовал благосостояния и содержал себя собственным трудом. В «Автобиографии» Милль сообщает: «В мае 1823 г. мои статус и профессиональные занятия были определены на следующие тридцать пять лет моим отцом, добывшим для меня назначение в Ост-Индской компании в офис приемщика корреспонденции из Индии, в своем непосредственном подчинении»208. Разумно предположить, что эти обстоятельства внесли вклад в в его покровительственное отношение к колониальным народам, но антипокровительственное — к людям, которых мы называем «потребителями нелегальных препаратов», во времена Милля бывших легальными.

Ост-Индская компания была торговым флагманом британского колониализма. Одним из главных источников ее благосостояния была торговля опиумом. Отец и сын Милли были, в современном понимании, наемными работниками крупнейшего наркокартеля всех времен. Так случилось, что это занятие соответствовало их утилитарной идеологии. В конце концов, возможно, нет способа более непосредственно и эффективно принести «наибольшее счастье наибольшему числу