Екатерина вошла в историю как Великая, Потемкин же такой славы не заслужил. Но Екатерина, это нужно подчеркнуть без снисхождения, не доросла до стихийной мощи этого человека. Она старалась только любить и понимать его. Но это было только опьянение и оставалось опьянением. До необычной силы Потемкина не дорос никто — в конечном счете даже он сам. Екатерина находила лишь защиту в факте, что она управляла Россией как абсолютная властительница и знала только подданных — не важно, на какой ступени иерархической лестницы они стояли. Лишь в этом отношении она превосходила своего Гришу. Не нужно думать, как она достигла такого выдающегося статуса. Она не терзала себя сомнениями.

Из всех событий до конца 1774 года становится ясным: Григорий Потемкин использовал месяцы ее исключительного расположения для решающих шагов по укреплению своего положения при дворе. При этом Екатерина не потеряла ничего от своей чести императрицы. Она давала Григорию относительную свободу в политических вопросах и поддерживала все усилия по укреплению его позиций в государстве. Она уступала эксцентрическим настроениям своего фаворита и одновременно смягчающе действовала на него. Часто повторяемое утверждение, что он господствовал над ней, со временем кажется преувеличенным — по меньшей мере когда речь идет о делах государства и политике.

Такие люди, как Петр Румянцев, Александр Безбородко, Никита Панин или Алексей Орлов, пользовались вниманием императрицы. Этому не мешал тот факт, что они представляли часто взгляды, которые не совпадали с взглядами императрицы и Потемкина. Важные политические решения принимались после коллективного обсуждения с советниками и высшими сановниками. Обсуждение предметных вопросов для подготовки принципиальных решений по направлениям не предполагал ни принципа автократии, ни придворную интригу: побежденные в споре могли быть сосланы — «нормальный» профессиональный риск.

Потемкин уже имел исключительное положение среди императорских советников, он достиг высшего ранга. После назначения генерал-адъютантом последовало звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка. Офицерский чин в этом богатом традициями полку считался высшей честью в Русском государстве [56]. В начале мая 1774 года императрица ввела Потемкина в Совет при Высочайшем дворе — высший консультационный орган государства, хотя для этого пришлось преодолеть сопротивление прежних его членов. Не прошло и четырех недель, как Потемкин стал вице-президентом Военной академии. Договор, подписанный в Кючук-Кайнарджи, принес ему титул графа Российской империи [57], хотя его заслуги не были особенно выдающимися.

Фаворит императрицы получил шпагу, усыпанную алмазами, а также в качестве скромного подарка императрицы украшенный алмазами портрет императрицы для ношения на груди — такой же в свое время получил и Григорий Орлов. Знаком особого расположения было также поручение Потемкину руководить торжествам и по случаю окончания войны и заключения мира с Турцией, которые состоялись в начале 1775 года в Москве. Само собой разумеется, что новоиспеченный граф получил все высшие ордена, которым его могла наградить Екатерина, он мог служить живым памятником византийского стиля управления русских самодержцев. Это ему не только нравилось, это соответствовало его жизненному стилю. В течение полугода, до конца июня 1774 года, Потемкин стал шефом всей легкой кавалерии и всех иррегулярных войск. Он получил орден Белого орла и орден Александра Невского [58]. В 1776 году он был назначен генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний. Это — только наиболее важные назначения и награды. Когда должен был закончиться ливень почестей и наград? И если кто-то достиг такого уровня, то само собой разумеющимися были почести и награды, которые вручали иностранные государства. Для Екатерины не составляло труда искать признания ее царственных кузенов. Так, в течение короткого времени на могучей груди Потемкина оказалась замечательная коллекция высших европейских наград. От Пруссии он получил Синего орла, от Польши — Белого орла и Святого Станислава, от Дании — Белого слона, от Швеции — Святого Серафима.

За границей ширилось недовольство фантастическим взлетом Григория Потемкина. Франция и Австрия уклонились от награждения орденами под тем предлогом, что Потемкин не был католиком. Но «матушка Екатерина» знала, как удовлетворить честолюбие ее фаворита. Она уже и раньше пользовалась привилегией рекомендовать австрийским монархам свои кандидатуры на титул «князя Священной Римской империи» и приложила много сил, чтобы убедить упрямую Марию Терезию. Наконец, Иосиф II согласился. В марте 1776 года документ о пожаловании титула прибыл в Петербург [59], хотя русско-австрийские отношения не были в то время ни оживленными, ни многообещающими. Но прекрасный титул, полученный в нужное время для нужного человека, мог стать действительно живительным для будущих отношений. Теперь к Потемкину нужно было обращаться только «Ваша светлость», «сир» или просто «князь». Несколько омрачало триумф Потемкина то, что подобный же титул ранее был получен и его предшественником Григорием Орловым!

Однако другое крайне почетное отличие он так и не получил: британский посланник, стремившийся к улучшению русско-английских отношений, энергично выступал за то, чтобы наградить Потемкина орденом Подвязки. Но король Георг III с возмущением отклонил это предложение, и посланник получил строгий выговор за столь вызывающую инициативу.

Само собой разумеется, петербургский двор и русская общественность следили за стремительным взлетом Потемкина со все возрастающим интересом. Людей, которые попадают в фавор коронованных особ, всегда окружают толпа льстецов, все хотят заручиться их дружбой. Недоброжелательство, зависть и интриги также растут вместе со славой, сначала тайно, а затем достигая своего апогея, когда однажды высоко взлетевший падает. Как мог не быть фаворит окруженным льстецами? В чем Орлов был прав, в том Потемкин мог быть только справедливым. Люди всех высших слоев — сановники, царедворцы и офицеры — ожидали от новой звезды на золотом небосклоне империи совета, помощи и, прежде всего, протекции. Даже для Орловых у всех находились приторно сладкие слова! Теперь Московский университет, из которого когда-то был исключен ленивый и непокорный студент, услужливо награждал его почетным академическим дипломом. Все-таки профессора обладали определенным, хотя и покорным, мужеством. Когда Потемкин величественным и не терпящим возражений тоном весело заговорил с ними о том далеком исключении, один из самых храбрых ответил: «Тогда Вы заработали это, Ваша светлость». Потемкин мог позволить себе громко рассмеяться, и хор раболепствующих академиков поддержал его.