– Мы отвергаем условия мира, выдвинутые канцлером Бенезит, – продолжил Лазмет. – Между нами не может быть мира до тех пор, пока нет уважения. Потому самым эффективным методом будет борьба против мира. Это послание является объявлением войны против народа Туве, возглавляемого канцлером Исэй Бенезит. До встречи в бою, мисс Бенезит. Конец связи.

Экраны переключились на следующую запись – новости с прорезавших небо вершин Треллы, где туман поднимался так высоко, что плавно переходил в тучи.

Вокруг меня повисла странная тишина.

Мы приняли вызов.

– Кайра!

Такой родной голос Акоса был облегчением. Что он сказал мне в нашу первую встречу? Ох, да – про его токодар. «Я отсекаю ток, – сказал он тогда, – во всех его проявлениях».

Если бы моя жизнь была иной формой тока (она ею и была в некотором смысле – кратким и временным потоком энергии в космическом пространстве), Акос и ее бы отсек. Оно было бы к лучшему. Но сейчас вопрос, засевший в моей голове с тех пор, как Акос впервые поцеловал меня, казался более насущным, чем когда-либо: это судьба связывала его со мной? Или нечто другое?

– Это был мой отец, – сказала я, то ли икая, то ли хихикая.

– Приятный человек, – ответил Акос. – Чересчур любезный. Ты не находишь?

Эта шутка вернула меня обратно в настоящее.

Прежняя тишина сменилась гулом бурных обсуждений. Тека горячо спорила с Эттреком. Я поняла это по тому, как она грозила пальцем перед его лицом, практически задевая по носу. Аза стояла вместе с другими серьезного вида людьми и наполовину закрывала лицо ладонью.

– Что происходит? – тихо спросил Акос.

– Думаешь, я знаю? – покачала я головой. – Я даже не в курсе, считаемся ли мы с тобой диссидентами. И считает ли Лазмет диссидентов шотетами.

– Может, мы сами по себе? Ты и я?

Акос произнес это с проблеском надежды в глазах. Если я не была диссидентом и даже не считалась шотетом, то нахождение рядом со мной не могло приниматься за его неизбежное предательство. Так долго Ноавеки и шотеты казались Акосу синонимами, что внезапное лишение меня всех этих статусов пришлось ему по душе. Но от этого я не становилась менее значимой. Более того, я этого не хотела.

– Я остаюсь шотетом всегда!

Сперва Акос в ошеломлении отстранился от меня. Но его возражение не заставило себя ждать. И оно прозвучало резко:

– Тогда почему ты сомневаешься, когда я говорю, что я всегда остаюсь тувенцем?

Это было не одно и то же. Как убедить его в этом?

– Сейчас не время для подобной дискуссии!

– Кайра. – Акос коснулся моей руки так легко, как обычно. – Сейчас самое время для этой дискуссии. Как мы договоримся о том, куда мы сейчас отправимся? Как будем поступать? Если мы даже не обсудили, кто мы?

В его словах был смысл. Акос умел проникать в суть вещей. В этом деле он напоминал нож больше, чем я, хотя я была более остра на язык.

Его серые глаза нежно глядели в мои, будто не было этой сотни людей вокруг. Жаль, что мы не обладали даром сосредоточиться. Я не могла думать посреди болтовни. Кивнула в сторону выхода, и Акос последовал за мной прочь из шумной столовой на тихую улицу.

Глянув через плечо Акоса, я увидела поселение, усеянное слабо мерцающими точками разноцветных огоньков. Было даже уютно – неожиданно для такого места, как Огра.

– Тебе интересно, кто мы сейчас, – начала я, глядя на Акоса снизу. – Я думаю, нам стоит немного перенестись в прошлое и понять, что такое это «мы».

– Что ты хочешь сказать? – спросил Акос неожиданно напористо.

– Я хочу сказать, надо понять, вместе мы либо я снова для тебя вроде… смотрительницы. Только теперь со мной тебя удерживает судьба, а не мой брат.

– Не притворяйся, будто все так просто. Это нечестно!

– Нечестно? – засмеялась я. – Что во всей твоей жизни заставило тебя думать, что что-то в ней может быть честным?

Я расставила ноги чуть шире. Так я ощущала себя уверенно стоящей на земле. Будто готовилась к бою.

– Просто скажи. Скажи мне, я – твой выбор или нет? Просто ответь мне.

Мне хотелось покончить с этим раз и навсегда, потому что ответ я уже знала. Я готова была его услышать – даже ждала с нетерпением, так как готовилась с самого момента нашего первого поцелуя услышать этот отказ. Это было неизбежно. Ведь я чудовище, созданное уничтожать всех на своем пути, будь они даже добры, как Акос.

– Я… – неспешно произнес он. – Я – тувенец, Кайра. Я бы ни за что не пошел против своей страны и своего дома, если бы у меня был выбор.

Я зажмурилась. Это было больнее, намного больнее, чем я ожидала.

Акос продолжил:

– Но мама всегда говорила: «Выстрадай судьбу. Все остальное – заблуждение». Нет смысла бороться с тем, что неизбежно.

Я заставила себя открыть глаза.

– Я не хочу быть причиной твоих «страданий».

– Я имел в виду не это.

Акос протянул мне руку. Я отступила назад. На этот раз боль, пронизывавшая каждую мою клеточку, не казалась проклятием (но отнюдь и не подарком). Она была словно дополнительной броней.

– Единственная вещь, которая делает мою жизнь сносной, – это ты, – добавил Акос.

Внезапное напряжение, возникшее в каждой его мышце, напомнило мне о том, каким он становился при виде Васа. Так Акос выглядел, когда защищался от боли.

– Ты – лучик света. Ты… Кайра, до того, как я узнал тебя, я думал о…

Я подняла брови.

Акос резко вздохнул. Его серые глаза приобрели стеклянный блеск.

– До того, как я узнал тебя, – Акос заговорил снова, – я не намеревался жить после спасения брата. Я не желал служить Ноавекам. Не хотел отдавать за них жизнь. Но если это ты… Не важно, какой конец меня ждет, вероятно, он стоит того.

Возможно, для кого-то это прозвучало бы любезно. Или по крайней мере реалистично. Человек не может избежать судьбы. В этом был здравый смысл. Судьба – пункт, в котором сходятся все возможные дороги жизни. И если оракулы говорят «все» – они именно это и имеют в виду. Так было ли это в самом деле плохо? Повиноваться не очень счастливой судьбе, как у Акоса? Возможно, и нет. Так мог бы сказать другой.

Но к сожалению, я была Кайрой.

– Ты хочешь сказать, – заговорила я, – что раз уж твоей голове суждено быть отрубленной, то по крайней мере будет неплохо, если она ляжет на очень мягкую плаху?

– Это… – разочарованно произнес Акос, – худшая из возможных интерпретаций моих слов.

– Ха! Это моя интерпретация, – огрызнулась я. – Я не хочу быть утешением для того, кто уже практически потерян. Я не хочу быть счастливой неизбежностью. Я хочу быть выбором. Я хочу быть желанной.