Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все могло обернуться иначе.
Выступление Ронни подошло к концу. Раздались дружные аплодисменты, и Том хлопал вместе со всеми, но у него было неспокойно на душе, так как настало время для вопросов и ответов. Когда маленькая пышка спросила, что Ронни подумала, когда узнала о связи мужа с проституткой, Том подобрался, словно перед прыжком. Что ответит Ронни?
Однако Ронни работала с блеском.
– Мне это не понравилось, – сказала она. – И сейчас не нравится. Но совершенство редко встречается в нашем мире. И наша семья, наверное, далека от совершенства. Но мы оба хотим быть вместе. Мы готовы быть вместе. Я полагаю, что случившееся стало проверкой нашего брака на прочность. Теперь это тяжкое испытание позади.
“Браво!” – едва не закричал Том. Наконец-то она к месту использовала все фразы, которые он заставлял ее зубрить.
Аудитория аплодисментами выразила свое одобрение ее ответу, а она повернула голову в сторону Тома. Том поднял вверх два больших пальца и горделиво улыбнулся.
Ему пришло в голову, что так же должен был чувствовать себя Франкенштейн[2], когда созданный им монстр стал подавать первые признаки жизни.
Вслед за завтраком пришел час для интервью, и оно также прошло без сучка, без задоринки. Затем их лимузин остановился на обочине, чтобы они смогли перекусить гамбургерами из “Макдоналдса”. Tea и Кенни, расположившиеся на заднем сиденье, обменивались колкостями, Ронни громко смеялась.
Том был неразговорчив. Он сидел за рулем, а Ронни – рядом. Она не прикасалась к нему, даже ни разу не обратилась прямо к нему, но все равно: она была рядом. Он ежесекундно ощущал ее присутствие, как если бы они стояли вплотную друг к другу в набитом битком автобусе. Разумеется, он смотрел только на дорогу, но боковым зрением видел каждое движение ее длинных ног, замечал каждый взгляд, брошенный в его сторону.
Кондиционер работал на полную мощь, но Том все равно чувствовал, что тело его горит.
– Что-то ты сегодня притих, – обратился к нему Кенни и дружески ткнул в плечо кулаком.
– Не выспался, наверное, – буркнул Том и тут же спохватился. Ронни негодующе посмотрела на него, и он торопливо добавил: – Кенни разбудил меня посреди ночи и послал решить одну проблему. Потом выяснилось, что он ошибся и никакой проблемы не было.
– Знаешь, Ронни, Кенни вдруг решил, что ты сбежала в ночной бар, – вмешалась Tea. – Вот он и послал Тома на выручку.
– Кенни ошибся, – упрямо повторил Том, а Ронни выдавила улыбку, как бы удивившись абсурдности такого предположения.
Тому вдруг стало ясно, что Кенни провел эту ночь с Tea. Иначе откуда бы ей все знать? А ведь две недели она буквально не расставалась с ним. Что ж, выходит, эта девушка весьма неразборчива в своих увлечениях.
В самолете Том чувствовал себя не спокойнее, чем в машине. Самолет был маленький, арендованный Льюисом специально для нужд избирательной кампании, и шум моторов мешал светской беседе. Тем не менее Том сразу откинул спинку кресла назад и притворился спящим. Но Ронни сидела слишком близко и время от времени случайно касалась его рукой. Когда она закидывала ногу на ногу, он слышал шуршание чулок. И вдыхал запах духов.
Тот самый волнующий запах.
Когда самолет приземлился, Том был настолько возбужден, что едва смог встать и идти.
Tea, Кенни и Том оставили свои автомобили в аэропорту Джексона. Лимузина же, заказанного для Ронни, нигде не было видно.
– Ронни, давай я тебя подвезу, – предложила Tea.
Том непременно вынул бы из кармана мобильный телефон и устроил разнос компании по прокату автомобилей, но у него были заняты руки: он нес свои вещи и чемодан Ронни. Кенни пыхтел под тяжестью чемодана Tea.
Оставалось только надеяться, что никому не придет в голову обратить внимание на подобное разделение труда.
– Спасибо, Tea. Может быть, Том сможет меня отвезти? Мне хотелось бы с ним поговорить, – сказала Ронни.
Слова ее прозвучали так, как будто желание поговорить с Томом было самым естественным на свете. Однако Том слишком хорошо представлял себе, о чем Ронни будет с ним разговаривать.
– Да, конечно, – отозвался он.
Увы, отказ вызвал бы крайнее удивление присутствующих, и к тому же разговор все равно неизбежен, и он хотел оттянуть его исключительно из трусости.
Собравшиеся на западе тяжелые тучи могли бы послужить символом его настроения.
Ронни прошла вместе с ним к его машине. Она не сказала ему ни слова, но он видел, что она крайне довольна. Ее настроение было безоблачным.
В воздухе стояло предгрозовое затишье. Даже флажок на столбе, указывающий направление ветра, безжизненно свисал вниз.
Ронни помахала Tea. Том поставил чемоданы на асфальт, отпер багажник, открыл дверцы машины, вставил ключ зажигания в замок и включил кондиционер. Только после этого он уложил чемоданы в багажник. Ронни уже сидела в машине.
Садясь за руль, Том чувствовал себя человеком, которого ведут на казнь.
Несмотря на легкое похмелье и почти бессонную ночь, Ронни чувствовала себя великолепно. Она перестала быть куклой Барби. Она окунулась в жизнь и вновь обрела себя. У нее завязались отношения с Томом, и нельзя сказать, чтобы это вышло случайно.
Том посмотрел на нее. Морщинки вокруг глаз и в уголках губ сделались резче, чем обычно. Сдерживая улыбку, Ронни подумала, что мрачный вид Тома вызван бессонной ночью.
– Я позвонила из отеля и отменила лимузин, – сказала она небрежно. – Ты еще не наорал на них?
Тон его отрывистого ответа не понравился Ронни. Она нахмурилась.
Тучи уже затянули все небо. На стекло упали первые капли дождя.
– Тебе не трудно отвезти меня домой?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение. Ронни знала, что ему не трудно. Странная близость, возникшая между ними в первый день знакомства, пустила корни и окрепла. Он стал ее союзником, другом, доверенным лицом и даже – почти любовником. Ей казалось, что она может читать его мысли.
Том опять глянул в ее сторону и покачал головой. Капли застучали чаще. Том включил “дворники”. Благодаря кондиционеру в машине становилось прохладно.
– Ты очень благородно поступил, когда никому ничего не рассказал. Спасибо.
– Не стоит.
Прошло еще две минуты. Ронни заговорила опять:
– Ты молчальник, да? За весь день ты и двух фраз не сказал.
– Ронни… – сказал он и умолк.
Дождь теперь лил как из ведра, и асфальт как будто кипел под беспрестанными ударами тяжелых капель.