– Я побуду здесь, Юлий, – сказала она, когда водитель помог ей выйти из машины. – Я должна была уехать. Пресса не оставляет меня в покое ни на минуту.

– Они следовали за тобой сюда? – спросил он.

– Мне об этом неизвестно. Почему ты нахмурился? Ты не рад меня видеть? Я отменила свои премьеры на Бродвее, чтобы побыть с тобой. Это единственное место, где меня оставят в покое. Я собиралась остановиться у Джейка, но ты ведь знаешь, он водит девушек, которые то приходят, то уходят. И Миранда отказалась вмешиваться. А в ее убогой квартирке я вообще не хотела находиться.

– Сейчас не лучше время для визитов.

Элизабет надулась:

– Только не говори о своей глупой работе. Тебе работа дороже собственной матери. Неужели ты не понимаешь, в каком я положении? Твой отец разрушил все. – Она прервалась и, прищурившись, взглянула на его рубашку. – Почему ты мокрый? И рубашка застегнута неправильно…

Юлий мысленно пнул себя.

– Я… э-э… купался. Ты застала меня врасплох.

Элизабет продолжила свою тираду:

– Я так зла. Ты знаешь, мать той девчонки была горничной в отеле, где он останавливался. Горничная! Как он мог быть таким жалким?

Юлий откинул влажные волосы со лба:

– У меня и правда нет времени на все это.

– У тебя никогда нет времени, – ответила Элизабет, шагая вверх по ступенькам. – Время есть только на твою работу.

– Мама, – сказал Юлий, – ты не можешь остаться. Это… неудобно. Моя экономка уехала на пару дней, так что я не готов принимать гостей.

Мать повернулась к нему, шурша дизайнерской юбкой.

– Почему ты всегда отталкиваешь меня? Разве ты не видишь, я хочу, чтобы ты поддержал меня сейчас?

– Я понимаю, для тебя сейчас настали непростые времена, но ты не можешь вот так просто приехать, даже не дав знать об этом. Ты могла хотя бы позвонить или написать.

Элизабет опять прищурилась:

– У тебя здесь кто-то есть? Любовница? Кто? Ты темная лошадка. Никогда ничего не говоришь мне. И даже пресса не знает ничего о твоей жизни, в отличие от жизни твоего брата.

Как он мог рассказать о своих отношениях с Холли матери? Как он мог объяснить их самому себе? Да и были ли это отношения, а не просто временная интрижка?

– Я бы хотел оградить мою личную жизнь от прессы, – сказал Юлий. – Вот почему твой приезд такая проблема для меня. Ты – магнит для прессы.

– Я надеюсь, ты не собираешься занять сторону отца, – сказала мать, будто не слыша его.

Зачем мне это? Он поступил непорядочно.

– Я обвиняю эту распутную женщину, которая соблазнила его. Она обманула его и не сделала аборт, за который он заплатил. По крайней мере, он предложил хоть что-то, чтобы разрешить эту проблему, но что сделала она? Она родила паршивку. Самым верным решением было бы избавиться от ошибки. Притвориться, что ничего и не было. Но нет. Эти ужасные золотоискательницы всегда одинаковы.

За логикой его матери было трудно следовать. Юлий был уверен, Кэтрин Винвуд не хотела бы услышать, как ее называют «ошибкой», или узнать, что об ее матери отзываются как об охотнице за миллионами.

Если мать Кэт была золотоискательницей, то почему она только на смертном одре сказала дочери об отце? Почему она не появилась много лет назад и не набила свои карманы деньгами за молчание?

Элизабет бросила на сына угрожающий взгляд:

– Как ты можешь защищать ее? Она была всего лишь горничной.

Только сейчас появилась Холли, аккуратно одетая в юбку и блузку, ее еще влажные волосы были убраны в пучок.

– Добро пожаловать, миссис Альбертини, – сказала она. – Хотите ли вы, чтобы я отнесла ваши вещи наверх, в вашу комнату?

Элизабет оценивающе посмотрела на Холли, а затем перевела взгляд на Юлия:

– Я думала, твоя экономка в отъезде.

– Так и есть. Холли вместо нее.

Женщина опять посмотрела на Холли, потом на Юлия. Ее лицо окаменело.

– Так вот оно что. Это правда? Ты спишь с наемной помощницей. Так же, как твой отец.

Юлий сжал челюсти:

– Я не позволю тебе оскорблять Холли.

Его мать бросила взгляд на девушку:

– Я полагаю, вы думаете, что получите талон на обед, соблазняя моего сына.

Холли вздернула подбородок, всей своей позой демонстрируя достоинство.

– Хотите ли вы, чтобы вам принесли напитки в комнату? Что-нибудь перекусить? Фрукты?

– Вы слышали, что я вам сказала?

– Да, миссис Альбертини, но я предпочла проигнорировать это, списав вашу реплику на усталость с дороги и то, что вы расстроены в свете последних событий. Так что, если вы хотите чего-нибудь выпить или съесть, я позабочусь об этом. В противном случае я оставлю вас с Юлием, и он проводит вас в комнату.

Карие глаза Элизабет сверкнули, когда она повернулась к сыну.

– Ты слышал, как она разговаривает со мной? Избавься от нее. Пусть скроется с моих глаз. Я не потерплю, чтобы со мной обращались как с ребенком!

– Тогда не веди себя как ребенок, – сказал Юлий. – Может, Холли и моя экономка, но это не значит, что она не имеет права на уважение.

– Все в порядке, Юлий, – проговорила девушка. – Я умею обращаться с такими снобами, как твоя мать.

Элизабет ощетинилась, поджала губы, ее глаза метали молнии. Она сжала кулаки:

– Ты отвратительная маленькая свинья. Он может иметь кого хочет. Почему он выбрал тебя?

– Я хороша в постели, – сказала Холли, – плюс я готовлю изумительные блюда. И я упоминала, что я великолепно делаю…

– Довольно, – резко оборвал ее Юлий, – мама, тебе нужно уйти. Найди отель где-нибудь. Сейчас неподходящее время для визита.

Глаза Элизабет стали похожи на две щелочки.

– Ты выбрал ее вместо матери? Какой же ты сын после этого? Любой, у кого есть глаза, увидит, что она просто кучка мусора.

– Судите по себе, – спокойно сказала Холли, рассматривая свои руки.

– Что ты сказала? – возмутилась женщина.

– Все. Пора домой. – Юлий, взяв мать под руку, повел ее обратно к машине. Элизабет не любила, когда ей напоминали о ее нищем прошлом. Она выросла в бедном районе, на окраине Флоренции. Мать-одиночка старалась изо всех сил и шла на любые уловки, чтобы вечером у них было хоть что-то поесть.

Элизабет начала новую жизнь, когда переехала в Лондон, чтобы найти работу модели, которая затем привела ее в театр. Юлий никогда не видел свою бабушку, хотя она умерла через три года после, того как он и Джейк родились. Юлий случайно наткнулся на свидетельство о смерти, когда был подростком и разбирал бумаги в домашней библиотеке. Было такое чувство, словно у Элизабет не было прошлого. Но теперь, когда он немного узнал о жизни Холли, он подумал, может, и у его матери есть что скрывать. Возможно, ее воспоминания слишком болезнены. Возможно, она не гордилась своими корнями, а стыдилась их. Может, поэтому и самой Элизабет было так трудно быть хорошей матерью? Она не знает, что такое любить, холить и лелеять своих детей.