— Неплохо, — протянул тот.

— Неплохо? И это все, что вы можете сказать? Да это просто гениально. Хорошо еще, что мы стали ваш тренажер использовать. Была ведь у нас идея перегрузку имитировать специальной прозрачной мембраной, — Томчин рассказывал все это Шешелю, ведь Шагрей обо всем и так знал, — на лицо накладываем мембрану, начинаем ее постепенно натягивать, кажется, что на лицо действует перегрузка, но все равно впечатления не такие, как на тренажере. Ладно, на сегодня все.

Проектор выключили. В зале зажегся свет. Он резал глаза, приходилось щуриться. Томчин поднялся с кресла, обернулся к залу, где сидело человек пятнадцать.

— С почином вас, господа. Поздравляю с началом съемок. В ресторан вас сегодня не приглашаю. Знаю, засидимся, разойдемся, как водится, за полночь, и завтра к утру, когда съемки продолжатся, добрая половина состава окажется не в работоспособном состоянии. Но когда съемки закончим и фильм смонтируем, тогда… — он сделал многозначительную паузу, которая лучше любых слов говорила о том, что же тогда случится.

— К сожалению, завтра Спасаломская тоже будет занята, — сказал Томчин Шешелю, — вы уж потерпите без нее недельку. Но зато мы вас на Луне снимем. У нас, знаете ли, бывает, что фильм снимается не последовательно, а, к примеру, с середины или с конца. Вначале герой поги… — он не закончил фразы, подумав, что она сейчас неуместна, ведь предполагается, что экспедиция на Луну будет удачной, — ну… э… актерам тяжело к этому приспособиться. Но такие вот издержки производства. Итак, завтра вы будете уже покорять Луну.

— Премного благодарен, — съязвил Шешель.

Прежде чем расстаться, Томчин начал рассказывать о лунной походке, которой должен овладеть Шешель.

— Потренируйтесь дома, в комнате, — не унимался Томчин, провожая пилота до ворот студии.

Но ведь и в комнате на тебя будет давить все тот же атмосферный столб. Сколько ни упражняйся, не получится при каждом шаге отрываться от земли на метр и переноситься на несколько метров вперед.

Шешелю причитался аванс, по словам Томчина — небольшой. Он сказал, что в банке открыт счет на имя Шешеля и деньги с него можно снять в любое время. Когда пилот уточнил, о какой сумме идет речь, оказалось, что на прежней службе он мог бы заработать такие деньги месяца за четыре. Это было больше даже, награждение за победу в гонках на Императорский приз. Впору подыскивать среди реквизита небольшой кожаный чемоданчик, в который поместилась бы наличность. По карманам не распихаешь. Не тащить же пачки банкнот в руках. Того и гляди растеряешь их или выхватит кто. Помешать ведь не сможешь — руки заняты.

Всю сумму брать не стоит. Глаза-то выдержат, созерцая такое богатство, а вот сердце — нет. Может и разрыв случиться. А то по широте души российской начнешь деньгами сорить направо и налево, прямо как истосковавшийся по воде путник. Он нашел ручей, припал к нему и все не может оторваться. Пьет, пьет. Вода в ручье не кончится, а вот деньги — да, еще до того, как утолишь жажду.

Какую же часть взять? Проживешь и на копейки. Но зачем? Всегда хорошо иметь в кармане лишний рубль. Кошелек, набитый деньгами, приятно согревает душу, а если знать еще, что, начни кошелек худеть, подкормить его можно из запасов, то тогда и вовсе жизнь становится прекрасной. Так сколько? Он так и не смог ответить на этот вопрос. Возвращался мысленно к нему, разговаривая с Томчиным. Тот слишком увлекался своей речью и уже не требовал от собеседника не то что ответов, но даже какого-то хмыканья или кивания головой.

Томчин объяснял, что такое лунная походка. Шешель его совсем не слушал.

Он дошел до ворот студии, где ждал его «Руссо-Балт».

— Можно я сам буду авто водить? — спросил Шешель у Томчина.

— Вам не нравится водитель? Можем заменить.

— Нет. Что вы. Он очень хороший водитель, но не привык я, чтобы меня возили.

— Хорошо. Но он ваш поклонник. Очень хочет вас немного повозить. Дня два потерпите. Ладно?

— Ладно.

— До завтра.

— До завтра.

— Куда едем? — спросил водитель.

— В банк.

Шешель думал, что сможет разрешить задачу по дороге, благо, после студийной духоты, нагретой осветительными приборами, уличный воздух казался чем-то потрясающе вкусным. Голова у Шешеля вскружилась. Видимо, он еще после съемок не восстановился. Совсем организм слабым стал, как после перенесенной болезни. Он поднял руку, чтобы утереть со лба выступивший пот, но не донес ее, остановил возле глаз, увидев запястье с часами. Без пятнадцати шесть. Время теперь текло быстрее, чем когда он был в капсуле. Лучше бы наоборот.

Он вспомнил об извозчике, о вчерашнем приключении и о назначенной на вечер встрече. Опять взглянул на часы. Коварная секундная стрелка все никак не хотела униматься, останавливаться не желала, бежала по кругу, хорошо еще что с постоянной скоростью, а не ускоряясь, как капсула на коромысле. Шешеля от таких воспоминаний передернуло, точно он съел какую-то гадость. Надо бы ее выплюнуть, но он ее уже проглотил.

— Извини. Отменяется банк. На привокзальную площадь поедем. Надо успеть за десять минут. В крайнем случае за двенадцать. Успеем?

— Да.

— Но не гони, а то задавишь кого-нибудь, тогда точно не успеем.

— Хорошо.

Выходило, что он действительно продался в рабство. От него теперь не отстанут, пока все жизненные соки не выпьют. Последствия этого Шешель уже ощущал. Вместе с тем мучения его хорошо оплачивались, чем не могли похвастаться бедолаги, попавшие в застенки инквизиции. Яркий пример того, что цивилизация развивается и отношения между людьми совершенствуются, ведь додумайся инквизиторы, по окончании пыток, платить своим клиентам, по крайней мере тем, кто в живых остался, так очереди к ним прием начали бы выстраиваться. Только бы до костра дело не дошло. Костер — это Солнце. Шешеля ждала Луна. Холодный огонь. Может, приятно будет?

Памятуя о прошлых подвигах Шешеля, водитель намекнул, что не против, если тот займет место за рулевым колесом.

— Нет, нет, спасибо, — отказался Шешель от этого предложения, — я полностью доверяю тебе.

Ему кое о чем хотелось подумать. Вряд ли он сумеет сделать это, одновременно следя за дорогой. Отвлечешься и не заметишь телегу. Тогда лучше не думать о том, что в этом случае будет.

Движение было немногим более оживленным, чем днем, однако не настолько сильным, чтобы колесные экипажи устраивали на улицах заторы, через которые нельзя протиснуться. Воодушевленный оказанным ему доверием, водитель вел авто очень аккуратно и уверенно. Это состояние передалось и Шешелю. Окажись за рулем кто-то менее опытный, того и гляди пришлось бы нервно поглядывать на часы, умолять стрелки двигаться помедленнее, нашептывая: «Не успеем».

Но какой в этом толк, когда на каждом перекрестке на столбах либо на фасадах домов развешаны другие часы. Загипнотизировать их не хватило бы ни сил, ни времени даже у очень опытного колдуна.