их разберет; но бит и мотив мне нравились. Голос певца, с лёгкой хрипотцой, пришёлся как нельзя кстати. Я даже подпевать начала.

Не знаю, в какой момент мою голову посетила шальная мысль — не пила ведь, разве что от сахара в «Коле» что-то пошло не так. Звонко брякнув стакан о столешницу, поднялась на ноги, на мгновение скривившись от щёлкнувшей коленки, и засобиралась.

Через каких-то жалких пятнадцать минут я уже спускалась на подземный паркинг, вертя на пальце ключи от своего любимого автомобиля. Тонкие шпильки цокали по бетонным ступеням, а полы длинного плаща развевались от каждого шага.

Села за руль, отчего низ плаща распахнулся, оголяя обнажённую кожу. «Она приехала к нему в плаще на голое тело» — так начинался бы мой любовный роман. Разве что миниатюрные сетчатые трусики могли испортить всю картину.

Опустив козырёк, поймала своё отражение в крошечном зеркальце и кончиком ногтя подправила красную помаду на нижней губы.

— Детка, ты просто космос, — улыбнулась самой себе, поиграв плечом, отчего рукав плаща чуть опал вниз, открывая почти неприличный вид на декольте. Ещё ниже — и ткань освободит грудь, что будет уж крайней неприличным. Впрочем, мне было наплевать.

Наплевать даже тогда, когда на выездке из города перед мордой моего «Мерседеса» взметнулся светящийся жезл. Сотрудник ДПС выхватил меня из потока — ненавижу ездить по крайнему правому ряду, — и уверенно подошёл к автомобилю, когда я остановилась на обочине.

— Доброй ночи, сержант Ладыгин, предъявите документы, пожалуйста, — молодой инспектор сурово глядел на меня из-под козырька фуражки и даже посветил фонариком в салон.

— Пожалуйста, — хмыкнув, я передала ему водительское и ламинированную карточку свидетельства о регистрации на чёрного немца. — Страховочку надо? — улыбнулась.

Сержант вдруг нахмурился, зацепившись взглядом за мою голую ногу, проглотил начатое слово и сунул мне документы обратно.

— Счастливого пути.

В боковое зеркало я с ухмылкой наблюдала, как инспектор поспешно ретируется к патрульному автомобилю, пару раз всё-таки обернувшись в мою сторону.

— Зелёный ещё, — покачала головой и ретиво выехала на дорогу.

На загородном шоссе я свернула направо, на дублёр, а после налево — в лес. Навигатор уверенно вёл по маршруту, и я всё глубже и глубже заезжала в чащу. Ночью всё казалось другим, в прошлый раз, возвращаясь на такси, я проезжала тут засветло. Время шло, а лес так и не прекращался.

Он закончился резко — сосны и ели отступили, и вместо них вырос коттедж. Забор по периметру освещался множеством фонарей, придавая уюта. В одном из окон на втором этаже горел свет. Я остановилась напротив откатных ворот и, заглушив мотор, уверенно вышла наружу. Углядев на калитке видео-домофон, нажала на кнопку.

Градов ответил не сразу. Но едва противные гудки вызова замолкли, раздался писк и щелчок замка. Шаг — и калитка за мной захлопнулась. Ни секунды не сомневаясь, двинулась по дорожке в дом. Правда раньше, чем я вошла сама, входная дверь распахнулась, являя Градова в расстёгнутой рубашке.

— О, это я вовремя, — улыбнулась, предполагая, что мне несказанно повезло, и Градов сам вот-вот вернулся домой.

— Кристина? — он удивлённо приподнял бровь.

— Она самая, — ткнула пальчиком в мужскую грудь и склонила голову набок. — Так и будешь держать меня на пороге?

Вместо ответа Евгений Александрович попятился, пропуская меня в дом. Я же зашла, захлопнула за собой дверь и развязала пояс. Плащ, более не сдерживаемый ничем, скользнул вниз, к ногам, и я вышагнула из него, даже не думая прикрываться руками.

Градов не отводил от меня глаз — с почти маниакальным упоением скользил взглядом снизу-вверх. Он видел почти всю меня — обнажённую шею и грудь, лишь немного сокрытую длинными волосами, талию, миниатюрный клочок трусиков, бёдра, лодыжки и, наконец, туфли. Чёрные лодочки на шпильке.

Я прикусила губу, наслаждаясь его взглядом:

— Поцелуешь меня?

***

Он приближался медленно, словно хищник, крадущийся к добыче. Казалось бы, я здесь, доступна и обнажена — бери меня, но он не торопился и не сказал ни слова. Подошёл вплотную и обнял; ладони скользнули с талии на ягодицы и сжали их.

— Я и не надеялся, — шепнул едва слышно и поцеловал за ушком, — что смогу снова прикоснуться к тебе, — сладкий поцелуй в шею, — ты удивила меня, — губы коснулись ключицы, — девочка моя.

Одним движением откинул мои волосы назад, на спину, и снова притянул к себе. В доме прохладно, и мигом набухшие соски касаются его голой груди. Взгляд глаза в глаза — какие-то несметно долгие пару секунд и… пуффффф, медленно наливающееся напряжение между нами достигает своего пика… впивается в мои губы дерзким поцелуем, сминая их под своим гнётом, словно изголодавшись по ним. Отвечаю с пылом, сталкивая свой язык с его, кусая за нижнюю губу. Ноги предательски подкашиваются на тонких каблуках, и Градов, ловя меня, подталкивает назад, прижимая спиной к стене. Стон вырывается сам собой — от яркого контраста тёплого тела и холодного керамогранита стены, от напала Градова, чьи руки бесстыдно шарят по моим бёдрам, от его напора и прижатого к моему твёрдого паха.

— Кристина, я так соскучился, — с придыханием.

— Заткнись и целуй, — сжимаю волосы на его затылке, притягивая к себе. Любят мужики слова там, где они к чёрту не нужны.

Мне хочется здесь и сейчас. Чтобы он сдёрнул уже эти долбанные брюки, закинул мои ноги себе на талию и вошёл в меня. Чтобы вспомнить, какого это — быть его, быть в его власти, быть единой с ним. Чтобы он трахал меня, вырывая стоны, как раньше. Чтобы показал, от чего я так долго бежала.

Звякнула пряжка ремня. Я сдёрнула с его бёдер брюки вместе с боксёрами, опуская голодный взгляд на его пах. Освободившись, его член вздёрнулся вверх, сверкая каплями смазки на головке, заставляя меня облизнуться.

Быстро, грязно, жёстко, дерзко — словно какой-то перепих, а не томное занятие любовью или сексом.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо тут, в коридоре? — хватает за горло, несильно сжимая его, а другой рукой подталкивает свой член к моему входу сквозь трусики, водя им, дразня, издеваясь.

— Хочу, — стону, прикрыв глаза.

— Как грязную сучку? — от его голоса мурашки по коже, и тянущее напряжение внизу живота становится нестерпимым. Я пытаюсь сжать бёдра, чтобы подарить себе хоть капельку удовольствия, но напрасно — он не позволяет. — Нет, детка. Не в этот раз. Я слишком долго тебя хотел, чтобы получить быстрый перепих.

Слова не вяжутся с его образом — или, быть может, идеально сочетаются с ним — почти ругательства из уст возбуждённого адвоката со спущенными