— Здесь есть еще кое‑какие документы. Похоже, Карулли разрешили поселиться в одном из коттеджей на Нью‑Роуд.

— Он писал об этом своему брату, — вспомнил Анджело.

— Это еще не все. Харриет Фишер — жена Чарльза — вела дневник. У нее был ужасно мелкий почерк, и у меня ушла уйма времени на то, чтобы разобрать его. Кажется, этот Доменико Карулли написал портреты Харриет и Чарльза в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, а в обмен владельцы поместья позволили ему жить в одном из коттеджей и рисовать пейзажи в течение лета.

— Это замечательно! — воскликнул Анджело. — У вас сохранились написанные им портреты?

— К сожалению, нет, — развела руками Джоселин. — Но осталось несколько набросков к ним.

Она показала эскизы мужчины и женщины. Оба рисунка были подписаны художником, а на обороте обнаружились имена и дата — июнь тысяча восемьсот шестьдесят второго года.

— Предполагаю, вы не захотите их продавать, — сказала Мариана, — но галерея Лео Моретти наверняка попросит вас одалживать время от времени эти наброски для выставок.

— Уверена, мы сможем что‑нибудь придумать, — улыбнулась Джоселин. — Я сделала для вас копии этих эскизов и выдержек из дневника, потому что знала, что они вас заинтересуют. И еще. В поместье приезжал фотограф из Лондона. Вы, наверное, знаете, что в шестидесятых годах девятнадцатого века были очень модными небольшие фотопортреты?

Мариана кивнула и пояснила Анджело:

— В то время это было повальным увлечением. Фотографии помещали на тонкий картон размером с визитную карточку. Это были первые доступные по цене фотопортреты. Также продавались фотографии знаменитостей: королевы Виктории, Диккенса и прочих. Люди собирали их и хранили в альбомах.

— В Баррингтоне поступали так же, — сообщила Джоселин. — Летом тысяча восемьсот шестьдесят первого года всех, кто жил и работал в доме, сфотографировали, а затем эти снимки аккуратно вставили в альбом и подписали. Я не знаю, кто это сделал, так как это не тот почерк, которым написан дневник Харриет.

Джоселин показала небольшой альбом в кожаном переплете — чуть больше размера фотокарточки, с пружинной застежкой. Она расстегнула ее и раскрыла альбом. Внутри на каждой странице был кармашек для фото, а под ним — небольшая рамочка, в которой каллиграфическим почерком было написано имя.

— Первое фото, конечно, Чарльза Фишера, — пояснила Джоселин.

На фото в полный рост был изображен мужчина с довольно суровым лицом. Его Мариана и Анджело уже видели на эскизе, который показала им ранее Джоселин.

— А вот — Харриет.

Ее тоже было легко узнать.

— А вот это фото, я думаю, вам понравится. — Джоселин пропустила пару страниц. — Познакомьтесь с Алисой Фишер.

Девушка, изображенная на снимке, была та самая, что и на картине и наброске Карулли, хотя на фото Алиса была явно на пару лет моложе.

— «Девушка у окна» — это определенно Алиса! Вы только что дали нам последнее доказательство, чтобы связать все вместе. Большое вам спасибо!

Мариана обняла Джоселин. Затем она повернулась к Анджело и тоже обняла его.

— Мы сделали это! Теперь можно доказать, что картина вашего деда принадлежит кисти Карулли!

Анджело прижал Мариану к себе, не в силах говорить и надеясь, что она поймет, как он ошеломлен и что сейчас чувствует. Лео, скорее всего, не доживет до Рождества, но старик умрет счастливым, зная, что был прав насчет своей картины.

— Подождите, эта история намного интереснее, — усмехнулась Джоселин. — Сейчас вы увидите дневник Харриет. Я предполагаю, что Чарльз не знал о нем. Его жена писала мелким почерком в крошечной книжечке — немного напоминает то, как Джейн Остин писала свои романы на небольших листках бумаги, которые она могла легко спрятать. Я сделала для вас ксерокопию дневника, но, если хотите, я могу показать вам оригинал.

— Это замечательно! — воскликнул Анджело. — Спасибо!

Внезапно у Джоселин зазвонил мобильный телефон. Она застонала.

— Извините, это моя внучка. Я ожидаю звонок от нее, и мне нужно на него ответить. Могу ли я оставить вас? Просмотрите дневник самостоятельно?

— Конечно, — ответил Анджело.

— Милая? Да, я здесь, — сказала в трубку Джоселин и вышла из комнаты.

Мариана посмотрела на Анджело.

— Мне кажется немного несправедливым читать это без Джоселин.

— Она сама предложила нам просмотреть дневник без нее, — напомнил он. — Давай начнем с июня шестьдесят третьего года!

— Давай! — согласилась Мариана.

Они полистали отксерокопированные страницы, пока не нашли нужную дату.

— Джоселин не шутила. Почерк у Харриет ужасно мелкий, — заметил Анджело.

Чтобы разглядеть, что написано, им пришлось склониться над листком, и Анджело, не удержавшись, обнял Мариану.

— Нам нужно работать, — сказала она, но, судя по блеску в ее глазах, строгость в голосе была лишь напускной.

— А мы и работаем. Просто так удобнее.

Анджело притянул Мариану еще ближе к себе.

— Возможно, ты прав, — улыбнулась Мариана, и ее улыбка заставила сердце Анджело перевернуться в груди.

Они вернулись к дневнику.

— Вот синьор Карулли в июне снова прибывает в Баррингтон‑Мэнор, — сказал Анджело.

— Он учит Алису рисованию, и она делает успехи в этом предмете. Отец доволен ее достижениями. Он планирует выдать ее замуж за сына одного из своих соседей, — добавила Мариана.

В остальных записях за июнь и июль не обнаружилось ничего примечательного. Затем Анджело нахмурился.

— Посмотри на эту запись в августе! — Он начал читать: — «Алиса бледна каждое утро. Боюсь, что она перестала испытывать недомогания». Значит ли это, что ее перестало тошнить по утрам?

— Нет, это значит, что у нее пропали месячные, — пояснила Мариана. — Посмотри на следующей странице: «Боюсь, что она в деликатном состоянии». Харриет явно поняла, что Алиса беременна. — Мариана прочла еще одну страницу. — Бедная Алиса! Она действительно влюбилась в Карулли по уши. Многие модели влюблялись в своих художников. В конце концов Алиса призналась своей матери. Вот видишь: «Она сказала мне, что позировала для него… одно привело к дру гому». Должно быть, Алисе было очень тяжело. Наверное, она была в ужасе оттого, что Карулли бросил ее, предоставив ей самой справляться со всем в одиночку. — Она поморщилась. — И дело не только в том, что мог разразиться большой скандал. В викторианские времена беременность была опасна. Женщины умирали при родах, и дети тоже. Харриет выносила и родила семерых детей, о которых нам известно, поэтому она знала, какому риску подвергалась Алиса.

— Но мать определенно приняла сторону дочери, — заметил Анджело и прочел дальше: — «Я рассказала Чарльзу. Он собирался отстегать кнутом учителя рисования. Я убедила его не делать этого».