Еще один дедуля был артистично небрит, одет в косуху с заклепками и бандану, но с тренировочными штанами и кедами. Другой поминутно утирал сверкающую лысину цветастым платком и совал его в карман шелкового жилета в турецких огурцах. А между ними жался совсем маленький старичок, какой-то обтрепанный и неуместный в своей выцветшей спецовке. Он придерживал ногой деревянный ящик с инструментами с таким видом, что сейчас подхватит его, вскочит и примется извиняться, что ненароком сел на чужое место…

Кого-то этот старичок Дону напомнил.

Какое-то старое неслучившееся чудо…

Ну точно же! У неслучившегося чуда было масляное пятно на кармане, такая же пегая острая бородка и такой же ящичек с инструментами. Дон его отлично помнил!

В детстве этот старичок-сантехник постоянно попадался ему в подъезде, когда у соседей прорывало трубу или засорялась канализация. Однажды Дон почти пригласил его домой – видно же было, что старичок устал, хочет выпить чаю. У него были такие одинокие глаза! И он бы наверняка рассказал много интересного о том, кто по ночам бурчит, рычит и трясет трубу на кухне, а иногда даже высовывает мохнатую морду из слива раковины.

Но пригласить старичка помешала мама. Дон только и успел спросить, любит ли он домашнее печенье – как мама выглянула и спросила, с кем это Дон разговаривает? Дон хотел было сказать, что с дедушкой, обернулся, а того уже не было. Застеснялся, наверное. Мужчины часто стеснялись мамы, мялись, говорили всякие глупости и выглядели полными дураками. Потому что мама была очень красивая.

Только потом, когда вырос, Дон понял, насколько она была красива и почему мужчины дурели.

Но о том, что не удалось тогда накормить старичка печеньем и поболтать, Дон жалел очень долго. До того самого времени, как переехали с Васильевского и он перешел в школу к Фильке…

Все это удивление вместе с воспоминанием промелькнуло в короткий миг, который понадобился черному псу, чтобы с радостным лаем помчаться на запах пирогов.

Без поводка.

Без намордника.

Прямо через полную детей песочницу!..

Сердце екнуло: вот сейчас мамаши как завопят! Ведь на их детей несется монстр!

Но воплей не последовало.

Ни мамаши, ни тоскующие доминошники, ни дети словно не заметили, как басовито гавкающая зверюга длинным прыжком, достойным призового жеребца, перепрыгнула копошащуюся в песочнице малышню. Никто даже головы не повернул!

Кроме старичков. Вот они и услышали, и увидели, и заулыбались. Франц Карлович даже встал из-за стола, взял тарелку с надрезанным мясным пирогом и поставил на землю перед псом. И поклонился.

– Приветствуем вас, милостивый государь, – сказал.

Видимо, на сегодня Дон исчерпал лимит удивления. Государь, да еще милостивый? И ладно. Пусть пес – государь. Хоть горшок.

Пес тоже повел себя нетипично для пса. Не набросился на пирог, а ведь так к нему стремился!

Первым делом он обнюхал Франца Карловича, задумчиво посопел, благосклонно лизнул профессору руку и вильнул хвостом. И только потом одним движением языка смел пирог с тарелки.

Прямо не пес, а удав какой-то!

Сел копилкой, застучал хвостом и гавкнул.

Только тогда старички отмерли и снова загалдели, глядя теперь уже на сгрудившихся в устье двора парней.

Тот, что в косоворотке, улыбнулся и помахал платочком, добытым из рукава. И вообще старички выглядели так, словно хотят позвать, но не решаются.

И парни вроде хотят подойти к столу, но как-то без приглашения невежливо.

Положение спас снова Франц Карлович. Церемонно склонил голову и позвал:

– Судари мои, окажите честь отужинать с нами!

Остальные старички сделались такими изумленными, что Дон едва не засмеялся. Словно Франц Карлович пригласил к столу случайно проходившую мимо английскую королеву.

Парни тоже растерялись.

Нет, Кир-то просто обрадовался, Киллер и вовсе просиял – а что ему, Киллеру! Не чужой же дедушка приглашает, а сосед.

Зато Ариец и Витек чуть не попятились. Не привыкли к такой старорежимной вежливости. Пришлось их подпихнуть, чтобы стронулись с места. Не обижать же дедушек!

Про дедушек Дон подумал, а про доминошников – нет. И зря.

Когда Семья расселась за столом и приступила к пирогам и чаю, на лавочке у подъезда началось недовольное бурление. Послышалось что-то на тему наглой молодежи, которая законных жильцов, коренных питерцев, выгоняет от их же стола!..

С чего такие странные заявления, Дон не понял и обдумать не успел.

Трое доминошников, явно ядро местного безобразия, поднялись с лавочки и, подбадривая друг друга тычками, пошли к столу. На лицах, носящих следы былого интеллекта и мужественности, читалось желание поскандалить пополам с желанием сбежать. Страшная смесь, гарантия полной неадекватности, особенно если карман жжет невыпитая бутылка. Дон уже приготовился объяснять господам коренным питерцам, что скандалить с почтенными дедушками – нехорошо и для распития спиртных напитков можно бы найти и другое место, чисто на сегодняшний вечер.

Но не успел.

Его опередила соседка Киллера с верхнего этажа. Дон ее узнал по голосу: это она вчера матерно ругалась то ли на байк, то ли на кошку, то ли на жизнь такую жестянку.

Соседка выскочила из подъезда, потрясая скалкой, и с разбегу огрела одного из доминошников по спине.

– Ах вы, алкаши позорные! – разорвал волшебный вечер пронзительный, как сирена «Скорой помощи», голос. – Куда намылились? Зенки-то протрите, пьянчуги! А ну, пошли отсюда! Бегом, бегом, я сказала!..

Доминошники переглянулись, попятились… развернулись. И предприняли стратегическое отступление. Бегом.

Связываться со скандальной мегерой никто не желал.

Да что там, и Дон не желал – уж больно смертоубийственно выглядела теткина скалка! Хоть сам удирай. Но не бросать же старичков на растерзание!

Но тетка, погрозив скалкой удирающим доминошникам, как-то разом успокоилась. Поправила косынку, завязанную «ушками», как у Бабы-яги в старом советском мультике, и направилась к столу. Подошла с неумелой и запылившейся от долгого неупотребления, но все-таки улыбкой.

Вот тут Дон удивился, несмотря на исчерпанный лимит.

У тетки-мегеры оказались добрые карие глаза и пушистые ресницы, а ее «здрасьте» прозвучало смущенно и даже самую малость кокетливо.

– А я смотрю, такие приличные мужчины собрались, а наши-то как зальют зенки, так и… – тетка горестно махнула рукой. Сунулась в оттопыренный карман и вытащила жестянку с чаем. Хорошим чаем, настоящей Lady Grey. – Вот… у меня тут стоит, а попить-то и не с кем, так, может…

Старички засияли. Тот, что в спецовке, вскочил, усадил тетку, примостился рядышком. Тут же пододвинул к ней блюдо с клубничными плюшками, принялся заваривать принесенный теткой чай.