Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы написали хорошую статью, – согласился Эмилиано, – смелую и блестящую с точки зрения профессионализма и стиля.
– И что же? – постаралась я снова начать дискуссию.
– А то, что Монтальдо никогда не кусает Монтальдо, – объяснил он со вздохом. – Это закон нашей семьи. Я не могу ничего сделать для вас, – закончил он, пожав плечами.
Я отодвинула омаров и выпила глоток воды.
– Моя мать была права. Я не должна была приближаться к издательству «Монтальдо», – тихо сказала я.
– Ваша мать? – удивился Эмилиано, с любопытством взглянув на меня. – При чем тут ваша мать?
– Моя мать – Анна Гризи, – пояснила я.
Он ошеломленно взглянул на меня, словно я вызвала из небытия призрак.
– Анна Гризи, – повторил он, покачивая головой. – Да… Сюрприз, достойный ее лучших романов.
Он допил свое шампанское и надолго замолчал.
– Так ты дочь Анны Гризи, – вздохнул он наконец, неожиданно перейдя на «ты», словно знал меня долгие годы. – Это имя о многом мне напоминает. Если приглядеться, кое-какое сходство между вами заметно. Теперь-то я это вижу. Но я должен был заметить и раньше. Моя маленькая Арлет, – прошептал он, вдруг погладив меня по щеке.
Какие-то воспоминания теснились в его мозгу, и они явно растрогали его.
Внезапно мною овладело чувство величайшего покоя. Присутствие этого человека, его успокаивающий голос, шум самолета, голубизна неба и яркое солнце, которое врывалось в иллюминаторы, вызывали у меня приятное головокружение. С этой минуты я бы последовала за Эмилиано даже на край света. И меня не удивило, когда он, взяв мои руки в свои, проговорил: «Ты можешь всегда рассчитывать на меня».
Но через пять лет он меня покинул. Трагически ушел из моей судьбы, оставив меня в полном одиночестве. Пять лет я его любила и продолжала еще любить, виня за несдержанное обещание.
И вот мое сегодняшнее открытие в «Гранд-Отеле» снова поставило все под вопрос. Я вновь оказалась в темноте. Возвращаясь домой под ослепительным солнцем, заливавшим автостраду, я знала, что Эмилиано в последний свой час думал обо мне и предчувствовал, что есть еще и другие вещи, которые мне предстоит узнать.
Когда я приехала в Милан, солнце уже зашло. Я поднялась на пятый этаж дома на виа Песталоцца. В дверях меня встретила мать.
– Эми недавно уснула, – сказала она, обнимая меня.
– Тем лучше, – ответила я. – Нам нужно поговорить вдвоем.
Оставив в прихожей дорожную сумку, я прошла в гостиную и рухнула в кресло.
– Ты знаешь, что уже пять лет кто-то оплачивает для меня номер в «Гранд-Отеле»? – начала я без вступления.
Я ожидала, что она удивится, но вместо этого моя мать только кивнула.
– Ты что, знала это? – недоверчиво спросила я.
Она снова кивнула, не двигаясь с места. Глядя в ее невозмутимое лицо, мне показалось, что я схожу с ума.
– Ты все знала и ничего мне не сказала?.. Но почему?
– Я обещала.
– Кому?
– Эмилиано Монтальдо.
Я резко поднялась, собираясь взять сигареты и закурить, потом передумала и снова села. Мать опустилась в кресло напротив меня.
– Какой смысл имеет весь этот заговор?
– Видишь ли, это может показаться странным, но за всем этим скрывается точный план, с которым я теперь должна тебя познакомить, – сказала она. – Эмилиано завещал тебе свою долю в издательстве «Монтальдо». Но в течение пяти лет я не должна была ставить тебя в известность. Теперь время пришло. И я говорю тебе это сейчас не только ради тебя, но также и ради себя. Мне уже скоро семьдесят, и я ждала этого момента всю свою жизнь.
Стоял теплый и ясный сентябрь. Война гремела пока еще где-то далеко, и сообщения официальной печати носили высокопарный и претенциозный характер. После первых сражений, как казалось, определились будущие победители: силы стран «Оси» торжествовали над псевдодемократическими странами, где на самом деле правила плутократия. Война обещала быть короткой, победа – верной.
В один из сентябрьских дней Анна Гризи с тревожно бьющимся сердцем перешагнула порог кабинета Джованни Ровести, президента и основателя одноименного издательства, самого серьезного конкурента издательского дома «Монтальдо».
– Проходите, синьорина, – пригласил ее Ровести. – Наконец-то я могу познакомиться с вами лично, – сказал он, встал из-за старинного письменного стола в стиле Директории и сделал несколько шагов ей навстречу.
В отличие от Эдисона Монтальдо, Ровести был красивым элегантным мужчиной с внимательными живыми глазами, но несколько агрессивным выражением лица. В безукоризненном костюме, жилет которого пересекала золотая цепочка от часов, отлично выбритый, от него так и веяло респектабельностью и стабильностью.
– Я тоже счастлива встретиться с вами, – сказала Анна, одаряя его ослепительной улыбкой.
Она протянула ему руку в белой перчатке, и он, наклонившись, слегка коснулся ее губами.
Выпрямившись, он внимательно посмотрел на нее.
– Вы мне напоминаете Ассию Норис, – заметил он.
И после короткой паузы добавил:
– По красоте.
Анна покраснела, польщенная сравнением. Ассия Норис была известной кинозвездой. Особенную популярность ей принес фильм «Романтическое приключение», где она снялась вместе с Леонардо Кортезе.
– Вы очень любезны, – ответила Анна.
– Присаживайтесь, – пригласил ее Ровести, показав на кресла напротив письменного стола, и добавил, заметив ироничную улыбку на ее лице: – Что вызвало вашу улыбку?
– Вы обращаетесь с женщиной не так, как принято при нынешнем режиме. Мне это нравится, но вы рискуете прослыть старомодным, – сказала Анна.
Ей было известно, что в отличие от Эдисона Ровести не слишком лоялен к режиму.
– Это только мода. Или, если хотите, буффонада. А паяцы приходят и уходят, – ответил он и окинул внимательным взглядом длинные точеные ноги Анны. – Но я пригласил вас не для светских разговоров, – снова взял он под контроль ситуацию. – Вы знаете, что я должен дать вам ответ.
– Хотелось бы, чтобы он оказался положительным, – вставила она.
Ровести стал очень серьезным, что не предвещало ничего хорошего, и вздохнул.
– Боюсь, что должен разочаровать вас, синьорина Гризи.
Анна похолодела. Главной целью этой встречи был ее последний роман, тот самый, от которого отказался Монтальдо. Идея предложить роман другому издателю принадлежала Пьер-Джорджо Комотти, которого недавно приняли к Ровести на работу в качестве главного редактора. Комотти считал, что отрицательное мнение Эдисона необъективно, и убедил ее послать рукопись Ровести.