или властей. Это касается таких городов, как Антверпен, Брюссель, Гент282. В городе Брюгге 563 запроса, адресованные магистрату с целью заключения под стражу мужчин, женщин и несовершеннолетних в период между 1740 и 1789 годами, еще раз подтверждают значимое место женщин и несовершеннолетних в этих запросах частного происхождения283. Точно так же и новые учреждения XVII или конца XVIII века не препятствовали существованию других мест заключения в соответствии с конкретными нуждами: обычных тюрем, больниц для больных, монастырей братьев Алексиан (или братьев Целлитов) или еще мест заключения для людей, считающихся сумасшедшими284. Независимо от демографических вариаций населения, рост числа заключенных полностью характерен для последней трети XVIII века и также подтверждается десятью ежегодными пополнениями на 10 000 жителей в период с 1740 по 1764 год, вплоть до двадвати одного пополнения в год между 1765 и 1789 годами. В первый период 65% интернированных находились в дисциплинарных учреждениях, 11% – в монастырях, 24% – в госпиталях. А в период с 1765 по 1789 год 60% находились в дисциплинарных учреждениях, 32% – в монастырях и 8% – в больницах285.

Ил. 2. Распределение интернированных в Брюгге по месту содержания под стражей (1740–1789). Источник: Bocher 1988. Р. 182–184

Движение, наблюдаемое в Брюгге, характерно и для города Гента. Между 1700 и 1750 годами среднегодовое количество хранимых актов колебалось от 1,45 до 3,4 запроса. В течение следующих трех десятилетий это среднегодовое значение выросло с 6,9 (1750–1759) до 17,1 (1760–1769), затем 21,8 (1770–1779)286. Каковы бы ни были различия в хранении архивов, во второй половине XVIII века количество случаев заключения по запросам со стороны семей увеличилось, в то время как городская демография осталась на прежнем уровне или даже уменьшилась. Полностью очевидно, что в городских сообществах помещение под стражу заключенных по просьбе частных лиц, под контролем властей, было основной практикой лишения свободы, в то время как уголовные суды, даже в городах, чаще прибегали к изгнанию и наказанию. Конечно, здесь следует сделать уточнение путем включения лиц, осужденных в рамках других юрисдикций, в контекст общей юрисдикционной конкуренции: на местном уровне (городская система юрисдикции Брюгге (l’échevinage)287), на уровне региональных юрисдикций (округ Франк-Брюгге288, провинциальный Совет Фландрии, военная полиция Франдрии) или центральных (военные юрисдикции Нидерландов). Ситуация меняется после 1765 года. Правительство Габсбургов стремится изменить пенитенциарную систему, находящуюся в основном в руках местной элиты. К моменту, когда правительство Вены наконец «вдохнуло» дебаты в среду нидерландской элиты, практики тюремного заключения уже имели долгую историю. Однако же для этих практик характерна институциональная фрагментация, присущая Нидерландам, которая представляет собой множественность пространств тюремного заключения (замки, городские ворота, монастыри, лесничества). Плотность населения, в частности во Фландрии и Брабанте, обуславливает примат городской модели тюремного заключения, разделяемой в отношении к группам населения, воспринимаемым как девиантные (дети-бунтари, сумасшедшие, больные, старики, бродяги, проститутки, пьяницы, личности насильственного характера и воры).

3. НОВОЕ ПЕНИТЕНЦИАРНОЕ ПРОСТРАНСТВО: МОДЕЛЬ ИСПРАВИТЕЛЬНОГО ДОМА (1765–1795)

Инициатором реформирования мест содержания под стражей в Нидерландах становится австрийское правительство. В обращении от 7 августа 1765 года, вдохновившись идеями Чезаре Беккариа, Габсбурги запросили различные провинциальные советы правосудия рассмотреть вопрос об отмене пыток и клеймения заключенных289. Не ссылаясь на автора, текст обращения включает в себя элементы аргументации и терминологию из французской версии трактата «О преступлениях и наказаниях» (Des délits et des peines)290. Эта просьба тем не менее натыкается на отказы земельных советов Мехелена, Фландрии, Брабанта, Люксембурга, Намюра, Турне, Эно и Гельдерланд. Однако австрийское правительство возобновляет свой запрос о рассмотрении дела 24 февраля 1771 года, предварительно озаботившись тем, чтобы попросить у президента Великого совета Мехелена, то есть у высшей инстанции в Нидерландах, Госвина де Фирланта, отчет, написанный под заголовком «Наблюдения о пытках» (Observations sur la torture). Тем временем в 1771 и 1775 годах Жан-Жак Филипп Вилен XIIII, Главный бальи291 города Гента, направляет государству Фландрии два своих «Мемуара о способах исправления преступников и бездельников в их собственных интересах и о том, как сделать их полезными для государства». Эти два мемуара частично объяснят инициативу по возведению первого исправительного дома в Генте (1772–1774)292.

Наперекор продолжающимся недомолвкам со стороны провинциальных властей касательно этих нововведений в области уголовных наказаний, императрица Мария Терезия решает отменить пытки в военных юрисдикциях и оставить принятие всякого решения о применении пыток или смертной казни на усмотрение правительства. Каковы же обстоятельства повседневной жизни судов в Габсбургских Нидерландах? Ряд локальных исследований показывает, что эволюция практики тюремных заключений особенно заметна в области телесных наказаний293. Снижение случаев смертной казни, безусловно, является частью общей и долгосрочной тенденции к уменьшению количества смертных приговоров и полных экзекуций, начиная с XVII века. В Мехелене и Брюсселе количество казней значительно сократилось в XVII и особенно в XVIII веке294. В Брюсселе палачи казнили сорок человек в XVIII веке, в то время как население города увеличивалось295. В Антверпене смертная казнь составляла 18% приговоров в начале и в середине века и лишь 1% в последней четверти века. В городе Генте количество смертных приговоров снизилось до 1,1% в 1775–1784 годах296. В таком маленьком городке, как Турнхаут, было казнено двенадцать человек (почти все бродяги) в период с 1702 по 1748 год, когда была произведена последняя казнь297. Такая же тенденция проявляется в применении телесных наказаний, например публичного выставления заключенного, закованного в колодки, а также на позорном столбе. В Мехелене последнее наказание плетьми датируется 20 октября 1773 года, а последнее клеймо – 1741 годом298. В Антверпене же наказание кнутом, которое применялось в 57% случаев до 1760 года, в конце века лишь изредка упоминается в качетве дополнительного наказания. В Турнхауте последнее клеймо раскаленным железом датируется 1748 годом, а последнее публичное выставление заключенного на позорном столбе – 1752 годом299. Таким образом, все эти показатели ясно подчеркивают все более редкое использование телесных наказаний во второй половине XVIII века, свидетельствуя если не о проникновении идей просветителей, то по крайней мере об эволюции восприимчивости к телесным наказаниям среди местных судей в Нидерландах.

Что касается изгнания из пределов города, то его эволюция в городе Антверпен очень впечатляет: затронув 52% осужденных в период с 1700 по 1764 год, количество изгнанных падает до 15% в период с 1764 по 1775 год, а затем до