«Картофель, который покупает рабочий, – перерывает дотошный Фридрих Энгельс английскую потребительскую корзину в своей работе «Положение рабочего класса в Англии», – бывает большей частью дурного качества, зелень не свежа, сыр стар и низкого качества, сало прогорклое, мясо без жира, старое, жесткое, от старых, часто больных или околевших животных, часто уже наполовину испорченное…»

Советский же человек ел картофель высшего качества, ел свежую зелень, заедал это все свежим сыром, настоящим салом, питался самым качественным мясом. Напитки этому человеку поставлялись только самые отборные. Этому советскому человеку – Иосифу Сталину – не откажешь в остроумии: «Характерная особенность нашей революции состоит в том, что она дала народу не только свободу, но и материальные блага, но и возможность зажиточной и культурной жизни…»

«Зажиточную и культурную жизнь» Сталин наблюдает на организованных им же банкетах и пирах. Тут эта самая жизнь действительно бьет фонтаном. Правда, на самых ранних сталинских пирушках все было достаточно скромно. Вот свидетельство партийной работницы 3. Немцовой, вспоминавшей кремлевский банкет по случаю празднования Женского дня начала 30-х годов: «Узнаю: дано указание, чтобы все наши деятельницы женского движения явились на банкет не нигилистками в строгих английских костюмах, с кофточкой и галстуком, короткой стрижкой, а выглядели женщинами, и чтобы наряд был соответствующий. Наши активистки носились по Москве как угорелые, приводили себя в предписанный Сталиным вид. И вот банкет. Их раньше не проводилось. Сидит Сталин. Рядом – наши знаменитые женщины, конечно, и Ворошилов, Каганович. Начались тосты. Не знаю, когда появилась легенда, что Сталин пьет исключительно грузинское вино, – он пил тогда водку. Активистки целовали его нежно в плечико…»

Гуляли под гармонь и пели частушки. Все было чинно-благородно, по-революционному скромно.

А вот более поздний банкет, уже конца 30-х.

«Вожди сидят спиной к нам и лицом к залу, – это из воспоминаний музыканта, побывавшего на сталинском банкете конца 30-х годов. – Они сидят без дам, строго по рангу. Сталин посередине, справа от него Молотов, слева – Ворошилов.

Члены Политбюро сидят чинно и спокойно и производят впечатление самых трезвых людей в зале. За столом налево сидит компания летчиков. Они что-то весело кричат и громко чокаются. Толстый и пьяный Алексей Толстой стоит на столе и машет белой салфеткой.

Справа кто-то говорит тост, стараясь всех перекричать и заставить себя слушать. По залу носятся лакеи в черных смокингах, с подносами и бутылками в руках. Их очень много – почти столько же, сколько и гостей. Это все молодые и здоровые ребята с молодцеватой выправкой, и почему-то кажется, что им куда больше подошел бы не смокинг, а совсем другой костюм…»

Водка, коньяк, икра, крабы, зелень, ассорти из всевозможных овощей. Море разливанное шампанского. На «закуску» – выступления известных артистов, естественно, из элиты советского эстрадного искусства.

«Чекист с лейтенантскими отличиями выполняет роль буфетчика и чрезвычайно ловко и быстро, как заправский ресторанный кельнер, открывает бутылки…

Наконец, один из наших товарищей, после изрядного количества рюмок водки и коньяка, совершенно потрясенный и глубоко восхищенный окружающим великолепием…. просит слова.

«Товарищи! – говорит он заплетающимся языком. – Где, в какой стране это возможно, чтобы я, простой музыкант, попал сюда? Этим я обязан только нашему отцу, другу и великому вождю всех музыкантов, дорогому товарищу Сталину! За здоровье товарища Сталина! Ура!»

Пьяное «Ура!» и здравицы в честь вождя звучат теперь на протяжении десятилетий все громче и громче.

Июньский 1945 года прием в Кремле в честь участников Парада Победы. Свидетельство очевидца, писателя В. Карпова, Героя Советского Союза, знаменосца в колонне разведчиков, в то время капитана:

«Я не могу описать весь прием и тосты, которые были произнесены, это заняло бы много места. На этом торжестве были провозглашены здравицы за каждого командующего фронтом, за ученых, причем каждого вспоминали поименно (!) – и, следовательно, были названы почти все, кто творил победу на фронте и в тылу. К Сталину подходили, чокались, выпивали с ним, говорили веселые слова и добрые пожелания все, кто хотел пообщаться с Верховным. Он был радушен, приветлив и ласков…»

Умение Сталина найти правильные слова к участникам его застолий, обаять одним словом или даже жестом подчеркивает и писатель Владимир Войнович со слов одного из участников сталинского банкета («Монументальная пропаганда»):

«После ужина вышли из-за стола размяться. И вот мы, группа старших офицеров, стоим так это у окна, курим, разговариваем, когда мой друг Васька Серов толкает меня локтем в бок. Я оборачиваюсь: ты чего толкаешься? Смотрю, батюшки! – передо мной сам товарищ Сталин в таком это, знаете, темно-сером мундире. А на груди одна Золотая Звезда – и все, и ничего больше. Вот так, как вы от меня, стоит, даже ближе. В руке стакан с водкой. А рядом с ним Молотов Вячеслав Михайлович, Маленков Георгий Максимилианович и маршал Конев Иван Степанович. И представляете, товарищ Сталин водку из правой руки в левую переложил, правую протягивает мне и говорит: «Здравствуйте, я Сталин». Так прямо и сказал: «Я Сталин». Как будто я могу не знать, кто он. А я опешил и стою с открытым ртом. Он говорит: «А как вас зовут?» А я, знаете, хочу ему ответить, а язык точно, как говорят, прилип к горлу. А товарищ Сталин стоит, смотрит и ждет. И тут хорошо, меня Конев выручил. Это, говорит, товарищ Сталин, полковник Вурдалаков.

А он переспрашивает:

– Вурдалаков? Федор Вурдалаков? Командир сто четырнадцатой гвардейской мотострелковой? Бывший разведчик?

Тут я совсем онемел. Вы представляете, генералиссимус, Верховный Главнокомандующий, сколько у него дивизий, людей и разведчиков, и неужели он каждого по имени и фамилии? А он говорит: «А вы, товарищ Вурдалаков, что же, непьющий?» Я, можете себе представить, перепугался и не знаю, что сказать. Скажу, что пьющий, подумает – пьяница. Непьющий – тоже как-то нехорошо. Стою и молчу. А товарищ Сталин опять к Коневу:

– Он у вас, видать, и немой, и непьющий.

И тут Иван Степанович опять помог. «Как же, товарищ Сталин, – говорит, – фронтовик-разведчик может быть непьющим?» – «Вот я и подумал, – говорит Сталин, – что непьющих разведчиков не бывает. Пьющий человек может не быть разведчиком. Немой человек может быть разведчиком, ему лишь бы видеть и слышать, но не может быть непьющим. Непьющий человек не может быть разведчиком никогда».

И вы представляете, после этого он мне говорит: «Если вы, товарищ Вурдалаков, не против, то давайте с вами выпьем». Можете вообразить? Не против ли я! Да я бы, если б он сказал: выпей, Вурдалаков, ведро водки, да хоть керосина, я выпил бы. Я даже и не помню, как у меня стакан с водкой оказался в руках. «Ну, – говорит он, – за что пьем?» Я набрался храбрости и говорю, глядя ему прямо в глаза: «За товарища Сталина». А он опять улыбнулся и говорит: «Ну что ж, за товарища Сталина, так за товарища Сталина, товарищ Сталин тоже не самый последний товарищ». Протянул стакан, мы чокнулись, он свою водку немного пригубил и на меня смотрит…»