…А сели они, молодцы, во единой круг

Выпили ведь по чарочке зелена вина…

Очень мне нравится в этом контексте звучное слово «ведь» – «выпили ведь», несмотря ни на что?..

Еще у русских был в обиходе званый пир или, как его называли в старину, – гостьба.

Поводов для гостьбы было много – свадьбы и крестины, именины, новоселья, праздники Масленицы, Пасхи, Троицы, Рождества. Еще были Николин день, Вербное воскресенье.

Хозяин гостьбы считал своим долгом «употчевать» гостей, напоив и накормив их до отвалу. Мольбы гостей о том, чтобы дать «роздых брюху», были зачастую лишь частью заведенных застольных традиций и конечно же притворные.

Если гость проявлял в этом вопросе решительность, хозяин с еще большей настойчивостью брался за уговоры «отведать», потому как в общепризнанном обиходе «хозяева были бы обиженными, если бы их гости мало пили и ели. Таковых обыкновенно просят неотступно, и часто заставляют пить и есть противу силы…»

Застолье зачастую превращалось в своеобразный торг: хозяин изыскивал все возможности, чтобы упоить гостя, тот же не давался или делал вид, что не дается, в ожидании еще больших уговоров.

Для уговоров выпить арсенал хозяйских аргументов содержал многочисленные присказки: «На одной ноге не стоят!», «Изба о трех углах не строится!», «Четверней и архиерей ездит!», «На руке пять пальцев бывает!», «Бог троицу любит!», на что гости отвечали своими: «У кого в руках, у того в устах!», «Как хозяин, так и гости!»

Если уговоры хозяина не помогали, вступала в дело хозяйка. Если и ее труды не приносили плодов, хозяин с женою и детьми становились перед гостем на колени и начинали «умоления»: «Ну еще хоть немножко! Ну хоть чего-нибудь!»…»

И, как пишут очевидцы, «дотоле все стоят на коленях и кланяются ему в ноги, пока не упросят…»

Гость, в свою очередь, следовал правилам застолья – пил «полным горлом», а не «как кура». Считалось, что исправно пьющий выказывает свое особое расположение хозяевам.

Правда, опьяневший, быстро вышедший из игры до времени, не вызывал ни уважения, ни сочувствия. Напиться быстро считалось у сотрапезников признаком плохого тона, и его потом могли долго срамить. Но были и другие представления о том, что хорошо, а что плохо. Русские, к примеру, искренне верили, что выпитая до дна чаша будет во здравие тому, в чью честь ее опорожняют. Поэтому для «виновника» тоста чашу или чарку демонстративно переворачивали вверх дном, показывая, что она пуста. Не случайно и выражение «дом полной чашей». За великую обиду, даже за оскорбление почитался «недопив». А уж если пили за чье-то здоровье и кто-то тайком отливал из нее, скажем, из-за боязни быстро охмелеть, скандал мог разгореться нешуточный.

Надо сказать, что встреча гостей происходила по заведенному столетиями порядку. Прибывших встречали не абы как. Особо почетных – прямо у ворот, менее почетных, но, так сказать, желанных – на красном крыльце. Всех прочих – прямо в горнице. Почетный гость, встреченный у ворот, препровождался с поклонами до крыльца. Там его снова приветствовали, а потом приветствовали и в горнице.

Войдя в комнаты и перекрестившись на образа, он клал три земных поклона, целовался троекратно с хозяином, обмениваясь пожатием руки или взаимными поклонами.

Что-то в русском ритуале гостьбы было от японского – чем ниже поклон, тем считалось, что почтения к гостю больше. И чем большее количество раз кланяешься, тем больше уважаешь.

Рассаживались за столом по «званию» и «достоинству». Садились в шапках и непременно – лицом к иконам. Самым почетным считалось место по правую руку от хозяина, одесную. Если стол был обилен, то говорили про хозяина: «У него гостьба толстотрапезна!»

Гостьба породила знаменитый русский «поцелуйный обряд». Ничего похожего не встречается в обрядовых культурах народов мира. Этой традиции придерживались хозяева состоятельные, потому как требовала она немалых затрат.

Вот этот обряд, по описанию очевидцев.

Вершит его жена хозяина, которая, «…вошедши в столовую…подносила сначала чарку водки одному из почетных гостей, прикоснувшись к чарке своими губами. Потом она уходила в свою комнату, переодевалась в новое платье, пока гость пил, и снова выходила подносить другому гостю, и до тех пор выходила, всякий раз в другом платье, пока всем не поднесет. По окончании потчевания она становилась подле стены, потупив глаза в землю, и каждый из гостей подходил к ней поочередно и целовал в губы…»

Немка-царица Екатерина II иногда также бывала участницей «поцелуйного обряда», встречая почетных гостей. Об этом оставил воспоминания путешественник Ле-Брен. Императрица принимала его в селе Измайлово, и, как пишет автор, «после нескольких разговоров она велела наполнить чашу водкою, и подала из своих рук князю, который, выпив, передал одной из фрейлин. Эта фрейлина вновь наполнила чашу, и государыня подала мне. После подавали вино и, наконец, пиво, но князь, отведав немного пива, отдал фрейлине, ибо пить пиво считалось неприличным…»

Правда, о поцелуе гость умолчал.

Гостьба, как и братчина, не были данью русских тупому и примитивному чревоугодию. Гостьбу еще называли «беседой», имея в виду царившие за столом порядки со степенными разговорами на разные темы и традициями «величания». К гостям могли, к примеру, обратиться с такими вот оригинальными стишками-куплетами:

За здоровье того,

Кто любит кого,

На погибель тому,

Кто завидует кому!

А тот, встав, отвечал:

Чарочка моя серебряная,

Да кому ж чару пить?

Да кому ж наливать?

Наливать чару да (следовало имя хозяина),

Наливать чару да (имя хозяйки).

В Кремле пировали всегда, но с приходом к власти уроженца Кавказа кремлевские застолья приобрели новый оттенок. Пить тут стали по-другому В старину за русским столом не произносилось длинных тостов. «Пью твое здоровье!», «Буди здрав, имярек!» – это русский застольный стандарт прошлых лет. Булгаковский Иван Васильевич Грозный, поднимая стакан «Столичной», возглашает: «Будь здрав, боярин!». И это близко к реальности.

При Сталине в Москву пришла мода на длинные и витиеватые тосты, ставшие непременным атрибутом советского стола. Традиции застольного Кавказа в годы его правления прочно укоренились в сердце России.

Например, традиции осетинские, с их непременными 33 тостами-сперва за Бога, думаю, понятно, почему: сначала было Слово и это Слово было – Бог. Потом – за родителей. За всех сразу, чтобы дети, подростки, юноши, которые присутствуют здесь, учились уважать старших. За братьев и сестер пьют, за гостей, за хозяина дома.

Если ты малопьющий, твое место у самого края, чтобы не мешать застолью. Тамада пьет водку, потом переходит на вино. Потом пьют алаверды, пьют почетный тост.

Пьют и что-то схожее с русским «посошком». Но если у русских «посошок» – только традиционная чарка на прощание, то, скажем, у осетин это сложный нравственно-медицинский механизм определения кондиций гостя. Если тот не в силах принять «посошок», хозяин под любым предлогом задержит его в своем доме, уложит спать, чтобы, не дай Бог, выпивавший у него гость не сбился с пути по дороге домой.